Было уже довольно поздно. Солнечный диск незаметно приковылял к западу и стал колесом катиться за горизонт, который в миг оказался опутанным темно-синим небесным обручем. Вверху небо было светлее, озаряемое последними лучами дневного светила. Где-то зажглась крохотная звездочка, помигала и сомкнула свои туманные глаза. Рядом вспыхнул еще один огонек, и еще... Вдруг выплыл желтый диск, закрепился между широтой и долготой и остался висеть, расстилая канифасную тропку. Но грянул гром, и сверкнула молния, вспоровшая иссиня-черный вельвет, который стал расползаться в разные стороны. Запахло пылью, стало душно. Еще один раскат: с громким треском расходятся лоскуты небосвода. Откуда-то сверху, из вышины, упали несколько холодных капель, затем еще... Трусливая луна спряталась за серым, едва заметным на темном фоне, войлочным облаком и, должно быть, тряслась там до конца грозы, а затем, опасливо выглянув, спокойно вернулась на свое место. В такую ночь случилось то, чего еще долго не смогут забыть. Падишах претворил в жизнь свое решение, которое лежало камнем на сердце и свинцовыми руками Атланта прижимало к земле.
- Почему, Михримах, почему он сделал это? - спрашивал Мехмет, снующий из угла в угол с сомкнутыми за спиной в замок руками.
- Ты пытался поговорить с Повелителем? - Михримах резко поднялась с тахты и, подойдя к брату, положила свою ладонь на его плечо, заставляя Мехмета обернуться.
- Да. Но безрезультатно. Отец сказал, что это было необходимо, и больше не желал говорить на эту тему,  - глубоко вздохнув и одновременно поворачиваясь, произнес шехзаде.
- Верно, была серьезная причина, возможно, Ибрагим-паша предал Повелителя.
Мехмет усмехнулся.
- Ибрагим-паша был всем сердцем предан Повелителю, он не мог совершить предательства, не мог,  - юноша настаивал на своем, не желая впускать в свою душу разочарование в друге.
- Что ж, я выясню это.
- Ты сошла с ума, Михримах! Отец рассердился, когда я коснулся этой темы.
Но Султанша решила тотчас же отправиться в покои султана, чтобы добиться правды. Она выпорхнула из покоев брата, оставив после себя лишь хрустящий шелест платья и тонкий шлейф благовонных масел. Мехмет был прав: султан не любит, когда сомневаются в необходимости его решений. Но Михримах хотела выяснить причину и только. Она уверенно шагала по пустым коридорам, освещенным свечными факелами, которые уютно трещали и распространяли горчащий запах. Показалась фигура Сюмбюля-аги, которая поспешила склониться в почтительной позе.
- Госпожа... - евнух хотел было сказать что-то еще, но султанша его перебила.
- Сюмбюль-ага, в покоях Повелителя никого нет?
- Нет, госпожа, но...,  - Михримах уже скрылась за углом,  - Ай, Аллах!
Султанша остановилась у дверей, испещренных искусной резьбой. Привратник поспешил доложить о ее приходе.
- Повелитель, пришла Михримах Султан,  - бесстрастно и глухо пробормотал слуга, скрестив ладони и прижав подбородок к ключице.