Очередной день, не выделявшийся из ставших привычными. Одни и те же заботы: мелкие поручения, которые требовалось выполнять неукоснительно, но все же необходимо было признать, что в султанском дворце было даже труднее, нежели в провинции. В Топкапы было крайне трудно найти время для того, чтобы просто побездельничать, предаваясь собственным размышлениям. Но, если уж говорить честно, то большинство девушек, подобных пестрым птичкам, не тратили свое свободное время на подобные глупости. Даже сейчас, когда немногочисленные обязанности были исполнены, рабыни разместились в общей комнате. Повсюду слышался звонкий смех, девушки затеяли очередную, по мнению венгерки, глупую игру: начали представлять собственное будущее, если однажды на кого-то из них падет внимание Шехзаде. Чего только не услышишь от глупышек, в мыслях которых только красивые наряды и стремление стать кем-то большим, нежели простая рабыня. Фелисия почти не слушала, да и не участвовала в общей беседе, мысли возвращались в прошлое, тщательно хранимое и оберегаемое памятью.
***
Как легко человек забывает о злоключениях своей жизни, если рядом появляется тот, кто может поддержать и понять тебя, принимая такой, какая ты есть. Не приходится притворяться и носить маски – не это ли самое лучшее из всего возможного. Пожалуй, с первой секунды девушка поняла, что Бенджамин именно тот, кто сможет ей помочь.
Эта зама была холодной, и бродяжка все чаще и чаще стала заглядывать в людские селения. Вопреки ожиданиям наивного еще ребенка, никто не пожелал взять к себе трудолюбивые руки, ко всему прочему обладавшие еще одним лишним ртом. В голодный год бы своих домочадцев выкормить, стоит ли жалеть какую-то приблуду. Казалось, дальше идти уже не возможно, холод пробирал до самых костей, а от голода сводило живот. Нет, Фелисия никогда бы не разревелась, еще с младенческих лет, семья отмечала, что ребенок никогда не устраивал истерик по пустякам, предпочитая своим крошечным умом искать наиболее удачный выход из трудной ситуации.  Кажется, сейчас он нашелся, правда, совершенно не такой, как хотелось бы самой скиталице, но выбора попросту не оставалось.
Придорожная таверна встретила шатенку теплом очага и соблазнительными запахами, от которых живот требовательно заурчал, однако еду тоже стоило заработать. Окинув взглядом многолюдный зал, девушка заметила зрелого статного мужчину, чьи темные волосы уже тронула седина. Крайне страшно было решиться, но выбора не оставалось. Даже спустя многие годы она не знала, не понимала, откуда взялась эта смелость, как такая заморашка могла подсесть за стол благородного господина, предлагая себя, свое тело, в обмен на горстку медяков или корку хлеба. Фрайгер выслушал срывавшийся голосок с улыбкой на губах и только покачал головой. На краткий миг темноволой показалось, что дворянин рассмеется ей в лицо и просто прогонит, ее счастьем окажется, если удастся уйти не побитой и не униженной еще больше, нежели сейчас (если такое вообще возможно в ее никчемной жизни). Однако, вопреки ожиданиям и опасениям, незнакомец взял ее за руку, молча увлекая в свою комнату, а далее вообще началась полная неразбериха. Нет, дворянин не тронул ее, даже не прикоснулся, лишь приказал служанкам принести бадью горячей воды и сыскать какое-нибудь теплое платье для «своей спутницы». Фелисия ушам своим не верила: спутницы? Да она рядом с блистательным господином была обыкновенной замарашкой, которая даже для прислуги выглядела крайне глупо и невежественно. Так или иначе, но Бенджамин (как чуть позже узнала девушка) с тех самых пор не отпустил от себя, не жалея времени на воспитание и образование. Через несколько месяцев уже ничего не осталось от прежней простолюдинки, рядом с фрайгером была образованная и учтивая благородная леди, благодарная своему благодетелю и преданная до самой глубины души.
***
Из размышлений вывело прикосновение, кто-то тряс за плечо.
Хатун, ты где витаешь, совсем не слышишь? Тебе велели готовиться, Валиде тебя выбрала, - изумление мешается с моментально накатившим опустошением, приходится опустить глаза, якобы смущаясь, тем самым стараясь не выдать своих чувств. Только этого мне сейчас не хватало, - ледяной ком смерзается внизу живота, вызывая стайку мурашек по спине, однако, рабыня старается мыслить здраво, не подпуская к себе отчаяние. Сделав усилие над собой, обуздать, не желающий слушаться голос, заговорить ровным и безучастным тоном.
- Фидан Калфа, помоги мне встретиться с Валиде, а я тебя отблагодарю, чем смогу, - достать из своих немногочисленных вещей мешочек с жалованием и вложить его в руки старшей. Понимаю, что для тебя это не так уж и много, но лишними монеты никогда не бывают. Как бы там ни было, а после этого разговора я, сомневаюсь, что мне что-то понадобится,  не ценящих господскую милость обыкновенно наказывают, в прочем, лучше так, чем нарушить свою клятву, - казалось, что сейчас душа отделилась от тела, будто бы наблюдая за свысока за идущей к покоям госпожи рабыней. Смешно сказать, но ее даже успели переодеть в красивый наряд непривычного, розового цвета, который совершенно не нравился самой Фелисии, на дух не переносившей подобную крикливость в одежде.
И вот, последние несколько шагов, как ни странно, но девушка чувствовала себя счастливой: даже если Госпожа пожелает наказать за неуважение, проявленное к Династии то, по крайней мере, ее жизнь наконец-то кончится, и она получит возможность соединиться со своим Бенджамином, которого любила все эти годы, чувство к которому не угасло и сейчас.

Как ни странно, но страха не было: только холодная решимость. Может быть, другая на ее месте и радовалась подвернувшейся удаче, но только не Фелисия. Кто-то посторонний мог бы счесть клятву, данную перед покойным, глупостью, ведь, даже по церковным законам этот брак был бы аннулирован, прознай кто-то о том, что новобрачная так и не разделила ложе с супругом, оставшись нетронутой. Но мнение окружающих мало интересовало шатенку. Что бы не говорили, но супруги Киш любили друг друга, и если из поведение не отвечало установленным традициям, это ничего не меняло. Конечно, золотой путь ознаменовал бы новый этап в жизни (комната, пусть и на двоих, уже роскошь для привыкшей за последние счастливые годы жизни рабыни). Только вот не стоило все это того, чтобы потерять себя, слишком высока цена, лучше уж сразу – мешок на голову и в воду.
Однажды Бенджамин сказал, что от своей судьбы не скроешься, и девушка, тогда еще, неуверенная в себе простолюдинка, а не владетельная госпожа, впитала это убеждение, как и множество других, от своего благодетеля. Так что сейчас просто и легко стоять перед госпожой, зная, что фатум, предначертанное, в любом случае не отпустит из своих цепких лап: нет смысла опасаться того, что все равно случиться.
Как-то само собой выходит, нарушая предписания этикета, встретиться с темными глазами Султанши, так и не опуская взгляда, поклониться, но застыть, горделиво выпрямив спину, тем самым подчеркивая тот оскорбительный факт, что даже у рабыни, вещи, есть чувство собственного достоинства. Конечно же, Махидевран была удивлена, это был еще мягко сказано, конечно к этому примешивалась изрядная доля плохо контролируемого гнева и совсем маленькая толика любопытства, однако Фелисии стоило держаться именно за интерес к своему поступку, это могло спасти от наказания, хоть и невелика была вероятность, что такое прощается. Заговорить тихо, но твердо, даже не скрывая уверенности в собственной правоте.
- Я не каждая, Госпожа моя Махидевран Султан, - крайне трудно было скрыть холодную усмешку, пробежавшую по алым губам. У меня есть обстоятельства, по которым я не могу оказаться на месте любой другой счастливицы никогда. Если вы пожелаете наказать, что же, это ваше право, здесь я обычная рабыня, но ведь, я могу быть и полезной, совсем не обязательно ради пользы династии оказываться на ложе Шехзаде, - Фелисию передернуло от одной лишь картины. Как же было хорошо казаться серой и незаметной, стараясь не попадаться на глаза здешним господам. Однако, здравый смысл давно уже твердил, что подобный день рано или поздно настанет, и тогда придется объясняться. Так или иначе, а душу раскрывать в планы шатенки не входило: ни перед соседками, ни перед властителями.

И все-таки, я смогла ее заинтересовать, - против обыкновения, казалось, что сердце буквально выпрыгивает из груди. Конечно, девушка прекрасно понимала, что рискует, однако сейчас невозможно было бросить все на половине пути, это означало бы, что Фелисия так и не попыталась, сдалась бы, предав собственные идеалы и клятвы. Именно это было страшнее позора. Теперь, во что бы то ни стало, я пойду до самого конца, глупо бояться, глупо сетовать. Может, даже и хорошо, что судьба, наконец-то, дала шанс определиться. Какой бы то ни был свой путь,  все же лучше, чем пустое существование. В покоях Валиде буквально повисло напряжение: Фидан-Калфа, видимо, за столь краткий миг успела стать ее недругом, хотя раньше Фелисия и не позволяла себе ни единой вольности, тихонько держась в тени остальных болтушек, не принимая участия в их забавах и глупостях. Невольно промелькнула мысль о том, как быстро человек способен изменить свое мнение, когда его репутации что-то угрожает. Усмешка, невольно вырываясь, поселяется на лице, и рабыня непроизвольно тряхнула волосами, с осуждением глядя на Калфу, так или иначе, а терять все равно уже нечего.
Слова Султанши выводят из размышлений, заставляя вновь сосредоточиться на разговоре с госпожой, сейчас нужно быть очень осторожной и не перешагнуть тонкую грань между смелостью и откровенной наглостью. Киш балансирует на самом краю, однако старается во что бы то ни стало удержать равновесия, не потеряв при этом чувства собственного достоинства.
- Называть это как бы то ни было, на мой взгляд, уже не имеет смысла, ведь факт остается фактом, - и вновь легкая холодная полуулыбка, не опускать глаза, показывая, что страха нет и быть не может, если ты ощущаешь свою правоту. Все в нашем мире имеет цену, только здесь и сейчас назначать ее не мне, как и ставить условия вам, Валиде, - короткий поклон, призванный доказать, что не смотря даже на дерзкие речи, рабыня признает главенство Махидевран и никогда от него не отрекалась. Я лишь скромная рабыня, даже если бы и хотела считать себя чем-то большим, - коснуться своего неизменного кулона на шее, будто бы прося у покойного Бенджамина поддержки, ощущая присутствие любимого, пусть и не осязаемого, ставшего ангелом, ее ангелом.
***
- Бенджамин, нет, ты не станешь рисковать собой, хотя бы ради меня, - ровный и холодный голос Фелисии, казалось, совершенно не волновал супруга. Фрайгер Киш по обыкновению расположился в своем любимом кресле, с бокалом красного сухого вина и очередной книгой в руках. От которой сейчас пришлось оторваться наблюдая за тем, как встревоженная женщина в темно-синем закрытом платье, с волосами, собранными в строгий пучок на затылке, меряет шагами комнату, теребя украшение на длинной серебряной цепочке. А супруга продолжала говорить, холодно и убежденно, о том, как сильно ее обожаемый Бенджамин рискует собой и своими людьми, решаясь на эту глупую и совершенно не осторожную, и не уместную сейчас авантюру с восстанием против захватчиков. О том, что нужно выбрать наиболее приятный момент, который еще не наступил. Фрайгер не перебивал, давая выговориться, ожидая, пока поток красноречия иссякнет, и только тогда приманил супругу к себе, усадил на колени, целомудренно обнимая за талию, и по-отечески прижимая к себе, поглаживая по волосам, долго объясняя, будто бы неразумному ребенку, что иногда лучше рискнуть, дабы потом не мучится собственной нерешительностью и бессилием. Фелисия молчала, понимая, что ничто не поможет ей переубедить, даже высокое и благородное чувство, давно и прочно поселившееся в душе.
С тех самых времен Киш помнила песню, которую в тот самый последний совместный вечер тихонько напевал супруг.
Завтра наше время закончится,
Разлетится драными клочьями.
Утром, криком вороньим порченным,
Заплету в клинок одиночество.

И сказал бы, что все наладится -
Только лгать тебе не умею.
Чуть шагнуть за порог успею,
Как следы мои ветром сгладятся.

На дорогах судьбы распутица,
Грязь да холод – куда направиться?
Вправо, влево, вперед – что нравится,
Лишь назад, увы, не получится...

Плакать некогда, не в чем каяться:
Что получено, то оплачено,
Не сыграть эту жизнь иначе нам –
Ведь иначе не жить, а маяться…

Драгоценная, верная, чуткая,
Все отдал бы за счастье наше я -
Да никто в небесах не спрашивал,
Торговаться с богами хочу ли я,

Завтра утром... спи, моя милая,
На плече моем до рассвета.
Пусть впитается в память это,
Пусть нас это сделает сильными... (*)
________________________________________________________________
(* О. Громыко)