Синий тщедушный вечер опустился на столицу мира, дворец погрузился в сизые сумерки, отпугиваемые отблеском свечей в канделябрах. Михримах Султан коротала время до вечерней трапезы в компании книги, которая казалась аллегорией пороков, таящих в себе исключительную человеческую мудрость. Султанша долго вчитывалась в четверостишия и даже читала их снизу вверх, ибо говорили, что персидские рубаи не теряют смысла, как их ни прочитай. Это оказалось правдой, однако глубокого смысла стихотворений султанша не смогла постичь.
- В словах Корана многое умно,
Но учит той же мудрости вино,
На каждом кубке - жизненная пропись:
"Прильни устами - и увидишь дно!" - прочитала вслух Михримах, затем на минуту закрыла книгу, пальцем придерживая нужную страницу, и обратила взгляд на служанку, Нешедиль, словно спрашивая, что она об этом думает. Но Нешедиль, очевидно, была далека в этот момент от лирической поэзии Омара Хайяма и от покоев госпожи, в которые медленно пробиралась вечерне-ноябрьская прохлада.
- Или вот еще:
В учености  - ни смысла, ни границ,
Откроет больше тайны взмах ресниц.
Пей! Книга Жизни кончится печально,
Укрась вином мелькание страниц.
Неужели и правда - истина в вине?
Нешедиль словно вышла из оцепенения, встрепенулась, как птичка, на клювик которой упала капля дождя, напыжилась, выпучив глазки.
- Быть может, под вином подразумевается любовь, госпожа? - догадалась девушка, но тотчас почувствовала неуместность своих слов, усомнилась в их истинности и испугалась, что рассердила султаншу несвоевременными мыслями. Михримах Султан не рассердилась.
- Любовь? Терпкий яд с нотками мускуса, иногда древесно-бальзамическим ароматом, потом вдруг горчично-горьким, и снова  - тонкий шлейф бархатной магнолии... - Михримах предалась поэтическому осмыслению любви, но, почувствовав неприятное покалывание в области сердца, громко захлопнула книгу.
- Убери ее, Нешедиль.
Служанка послушно приняла книгу в переплете из телячьей кожи с эмалевой арабеской на лицевой стороне в свои руки и, поклонившись, вышла из покоев. Михримах Султан поднялась с бархатной тахты и вышла на террасу. Пахнул слабый ветер и донес такой же слабый запах пряной магнолии. Султанша перегнулась через перила мраморной балюстрады и увидела внизу замерзший куст с дрожащими серыми ветками, покрытыми инеем, словно сахарной пудрой. Ветки деревца тихо трепетали, то склоняясь к земле, то вновь воспаряя к солнцу. Михримах следила за их мнотонным танцем, но вдруг ее внимание привлек маленький цветок на одной из ветвей. У него опало несколько лепестков, однако он упрямо продолжал держаться за упругую ветвь. Он, верно, несколько побледнел, потускнел и сморщился, но был по-прежнему прекрасен.
Разве возможно, чтобы магнолия цвела в ноябре? - подумалось Михримах. Лепестки вдруг выпрямились, потянулись вверх, и цветок тотчас сорвался со своего места и стал медленно падать на холодную землю, убаюканный ветром. Султанша покинула террасу. В душе стало пусто, как будто вместе с белым цветком магнолии погибла часть этой души, которой оказалась вера в свое счастливое будущее.
Нешедиль! Я хочу подышать свежим воздухом немного, приготовь мою накидку.
Нешедиль хотела было возразить госпоже, сославшись на вечерний час, но не стала, поскольку твердо заучила, что с султаншей спорить нельзя, даже если она говорит удивительные вещи. Накидка совсем скоро обняла Михримах за плечи. Султанша намеревалась отыскать цветок магнолии и согреть его теплом своего дыхания. Возможно, он оживет, нальется румянцем и подарит чувственный аромат и надежду на счастье...
В сопровождении Нешедиль Хатун и еще двух служанок Михримах Султан шла, а точнее сказать, парила по коридорам, ибо она действительно была легка и нежна как греческая нимфа, но так же тверда и независима, как амазонка.