Muhteşem Yüzyıl. Aşk-ı Derûn |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Muhteşem Yüzyıl. Aşk-ı Derûn » Часть истории » Переосмысление, или как открыть свое сердце
1. Участники
Шехзаде Мустафа
Айбиге Хатун
2. Дата и место
Дорога недалеко от провинции Амасья
3. Описание сюжета
После никяха между Мустафой и Айбиге, Мехмет приглашает их в свой санджак. Поэтому перед отъездом в Манису, новоявленная семья принимает предложение.
Отредактировано Şehzade Mustafa (26.11.2013 21:22)
Мустафа знал, что русская рабыня сможет найти что-то, что очернит день, когда Айбиге станет его женой. Конечно, оба они знали, что это решение Валиде Султан и Повелителя, но, кажется, смогли с этим смириться. И как того полагали традиции, Айбиге осталась в покоях Шехзаде до самого утра. Но когда пришло время уезжать, Хюррем Султан отдала Мустафе письмо, которое непонятно как оказалось у нее. Письмо было написано рукой Айбиге, без сомнения, и писала она его точно не Мустафе. И даже несмотря на то, что Шехзаде был влюблен в одну из своих наложниц, это письмо задело его за живое. Никто и ни при каких обстоятельствах не мог теперь даже смотреть на крымскую принцессу, жену Шехзаде. Но она питала чувства к кому-то, с кем могла видеться во дворце. Он не сказал ей ни слова с того самого момента, как получил в руки это письмо. В карету он тоже не сел, предпочитая оседлать коня, как и полагалось, а значит, не нарушая никаких традиций у Шехзаде было время подумать о произошедшем. И как он мог винить ее? Дело легко разрешимо, они уедут в санджак, где она будет далеко от дворца, скоро ее сердечные раны забудутся, и возможно она станет счастливой, если Аллах дарует ей дитя в самое ближайшее время.
За своими мыслями Мустафа не сразу среагировал на крик стражи. Стрелы полетели с обоих сторон от дороги. Конница тут же окружила карету госпожи и ее служанок, а Мустафа внезапно осознал, что его почему-то настойчиво тянет в сторону, хоть и конь его был все также послушен. Выхватив саблю он стал оглядываться, но один из стражников стащил его с коня и прислонил к карете, крича остальным - "Шехзаде ранен!" Мустафа не сразу сообразил, что Шехзаде - это он. Опустив взгляд немного вниз, он увидел, как по пальцам стекает кровь. Женский крик был совсем не кстати, но почему-то именно в этот момент Мустафа подумал о том, что нельзя позволять Айбиге со своим кинжалом наперевес, даже показываться из кареты.
- Защищайте госпожу!
Стиснув зубы он оттолкнул одного из стражей и вскинул саблю, ведь нападавшие теперь сменили и свои луки на сабли. Возможно перевес был не на их стороне, но Янычары явно сражались лучше и рвались в бой, как раненные львы. Среди них был и Мустафа, хотя силы покидали его быстрее, чем он на то рассчитывал.
- Шехзаде, защищайте Шехзаде!
Перед глазами теперь была только земля, ведь своей саблей ему пришлось упереться в дорожную пыль, чтобы не потерять сознание.
Земля уходила из под ног и казалось, что чёрные вороны слетались на её окровавленное сердце. Решение Валиде Султан, поддержанное всей Династией кроме Хюррем, не могло спокойствием отразиться в душе крымской девушки и океаном слёз было не смыть облетевшей листвы дерева, так схожей с её чувствами. Песчинками они рассыпались, надежды и грёзы должны исчезнуть следом, но всё в наших руках. Веление сердца оказалось сильнее и незадолго до никяха, принцесса пришла к Малкочоглу с единственной надеждой на спасение - совершить побег, от которой истинный поданный султана был фраппирован. Не взирая на его запоздалое согласие, событие сорвалось и Айбиге вдоволь расплатилась за своё поспешное согласие. Новое положение заставило её иначе взглянуть на переменчивость вещей, она сохраняла доброе расположение к Мустафе и разделяла его с другой хатун, сама в тайне испытывая приятное волнение от случайно услышанного имени хранителя покоев. Казалось, самого бея сильно заботил тот факт, что судьба разделила их жизни и стремился порвать любые отношения, но ровно до той минуты как их глаза встречались. Письма стали их единственным пристанищем блуждающих душ, рано утром Айбиге получала аккуратно сложенный листок и писала ответ, старательно выводя каждую букву, иногда приправляя их дыханием роз или горькими слезами. Тонкий аромат кожи кружил ей голову, она хранила его в своих воспоминаниях и любая горечь казалась малым зернышком по сравнению с радостью от полученного вечером письма. С жадностью, девушка перечитывала знакомые строки и иногда шифровала свои мысли в причудливые формы. Ни одна чужая рука не должна была коснуться их переписки, о чём бережно заботились обе стороны, но однажды её утреннее письмо не дошло до адресата и он лично явился к ней под предлогом небезопасности находиться в саду. Данное обстоятельство отравило немало дней, и волнение Айбиге усилилось с тех пор, как Мустафа перестал с ней разговаривать. Он горделиво молчал, не смотря на её попытки найти общий язык и однажды девушка явственно ощутила его уязвлённое самолюбие. Собираясь выезжать вместе в санджак Шехзаде Мехмета, её венценосный муж предпочёл не разделять с ней пространства в карете и холодность взгляда добавила трагизма ситуации. Принцесса, укрытая вуалью и собственной скорбью, расположилась с двумя сопровождавшими её хатун. Тяготившее предчувствие не покидало её и неожиданная преграда на дороге стала последней каплей. Служанки закричали настолько громко, что от их голосов у нее заложило уши: - Замолчите же! Я и так не слышу, что происходит, - повысив голос, крымчанка с трудом успокоила своих спутниц. Звуки сражения, падений с лошади сподвигнули её на вмешательство, как один из бандитов, распахнул дверь кареты и уверенно пошёл с мечом на девушек. Айбиге не успела достать кинжал, в проеме двери появился янычар в алых одеждах и на глазах испуганных хатун убил наглеца. Он обратился к Айбиге: - Госпожа, Шехзаде Мустафа ранен, но продолжает сражение., - не смотря на обиду меж ними, Мустафа был ей дорог и вздрогнув, она пожелала выйти и тот же мужчина преградив ей путь сказал короткое: - Нельзя.. Крымчанка бросилась на Агу, пытаясь протиснуться и в тот момент, как ей удалось выскользнуть, картина лишила её покоя. Несколько янычар несли Шехзаде, очевидно, отголоски сознания уносили его во мрак. Осторожно уложив раненного, мужчины исчезли за пределами кареты и продолжали бой. Бледность проявилась на лике принцессы и дрожащими руками, она отодвинула края одежды вокруг раны. Кровь сочилась рекой и прижимая ткань, она сразу же напитывалась багряной жидкостью. Айбиге присела рядом, боясь потревожить Шехзаде и сама занялась его стрелой, медленно вытаскивая её из тела. С трудом и немалыми усилиями, девушке удалось извлечь опасный предмет, из-за чего кровотечение усилилось и потребовало внимания к себе. По рукам стекали теплые струйки крови, окрашивая собой в алый цвет и становилось страшно от того, что её будет не остановить. Заботливо девушка перевязывала рану, наложив жгут из плотной ткани и свернутый вокруг тела крепким кольцом. Нерешительно Айбиге нарушила молчание, не зная ответит ей Шехзаде или продолжит таить обиду: - Вам очень больно, Шехзаде?, - в присутствии служанок она разговаривала всегда официально, того требовали рамки приличия и девушки отвернулись, чтобы не мешать общению.
Сражение продолжалось, но лязг металла теперь слышался не так часто. Охрана у кареты Айбиге почти не двигалась, только настороженно оглядывалась по сторонам. Ташлыджалы спешил выяснить у плененных, кто их хозяин, но те, кто остался и мог говорить, не могли сказать ничего и не хотели. Что ж, после недолгого допроса никто из них в живых не остался. Притворный поэт был поэтом только несколько лет назад, теперь он был воином, преданным Шехзаде. Айбиге дернула стрелу так, чтобы она вышла с другой стороны, эта боль немного отрезвила, заставила его вернуться из небытия, и Хатун задала свой вопрос. Наверное Мустафа именно сейчас оценил, что значит иметь рядом Хатун, которая росла среди братьев своих, и видом крови ее не напугаешь.
Эта боль была ничем по сравнению с тем, что он ощущал до этого. Он не знал, была ли это ревность, гордость или то, что она сохранила чувства к кому бы то ни было после того, как стала его женой. Все было слишком запутанно и самое главное, она прекрасно знала, что не имела права на то, чем обладала. У нее были только письма, но и на них она не имела права. Она принадлежала ему и, возможно, станет матерью будущего наследника, все, что вокруг - не должно иметь никакого значения.
- Нет, Айбиге. Не от этого. Когда мы вернемся в санджак с прошлой жизнью будет покончено.
Он взял ее за руку, которая держала быструю повязку на его ране. Не смертельно, просто любое ранение несет за собой последствия. Не ясно, какие именно чувства, кроме боли ощущал сейчас Мустафа, но почему-то такая забота от Айбиге его не слишком радовала. Гордость, скорее всего здесь была задета именно она.
- Пусть пошлют вперед одного из Янычар, Мехмет пришлет помощь и отправит весть в столицу.
От боли Шехзаде говорил сквозь зубы, стараясь сохранять сознание, и каждую минуту ему хотелось, чтобы Айбиге снова нажала на место ранения, это возвращало в сознание куда быстрее, чем собственные уговоры. Мустафа постарался сесть, ему это удалось с помощью принцессы. Сопровождающие ее девушки испуганно наблюдали за происходящим. Ташлыджалы встал около кареты, громко поинтересовавшись состоянием Мустафы, на что Мустафа только начал раздавать распоряжение. Карета двинулась, заставляя Шехзаде хмуриться на каждой кочке. Он взял ладошку Айбиге, которая была испачкана его кровью и положил на свои колени. Совсем скоро они доберутся до Амасьи, и там лекарь окажет помощь. А после, возможно они смогут поговорить с принцессой.
Она прекрасно знала, что не смотря на статус мужа, он никогда не принадлежал ей и вряд ли подобное случится. Холодность явно ощущалась во всех движениях и звуках голоса Шехзаде, глубоко раня чувствительную девушку, но она не подавала вида. Слова заставили её удивленно посмотреть на Мустафу и в тёмных глазах отразилась догадка о прочитанном письме. Ей не хотелось задевать чувства супруга, отныне они были одной семьёй и свой поступок показался ей отвратительным, Айбиге посмотрела на свое деяние его глазами, и поняла, что безмолвие между ними было милостью вместо наказания. Их брак предстал кошмарным сном; Мустафа влюблён в другую, а она давно утратила свой покой, и негромко, чтобы мог слышать только Шехзаде, произнесла:
- Все будет кончено. Для вас же ничего не изменится., - уязвлённая гордость давала о себе знать и заметив нежелание принимать помощь, девушка не стала претить воле Мустафы. Отстранившись и сохранив остатки самообладания, она исполнила отданный приказ и один из янычар поспешил в санджак за лекарем. Шехзаде пробовал сесть и наконец, ему это удалось.
- Тебе лучше было бы остаться лежать, чтобы кровь не текла сильнее. Её с трудом удалось остановить., - не взирая на оскорбленную отрешенность, с долей заботы и очень тихо, проговорила девушка. Заметив страдания Мустафы, ей стало не по себе и впервые она обрадовалась, что ей не удалось побывать в походе; видеть боль близких людей или их смерть. Рука тянулась к ране, но она не осмелилась её коснуться, оставив ладонь на коленях Шехзаде до самого конца путешествия. Мягче привычного, ободряющем тоном, принцесса произнесла - Скоро нас встретит лекарь..., - в эту минуту многое ей хотелось сказать, раскаяться, попросить прощения и возможно, расплакаться. Но подобная трогательность оказалась бы ни к месту, поэтому почти всю дорогу они ехали безмолвно и иногда при передающейся через руку боли, девушка разделяла страдания супруга. Горе несомненно сближает людей и Айбиге молилась, чтобы лекарь успел поскорее оказать помощь. Прошло много времени, прежде чем карета остановилась и невысокого роста мужчина вошел следом за Ташлыджалы, представившим его лекарем. Принцесса встала, уступая свое место врачевателю и присев на противоположной стороне, она опускаясь на мягкое сидение, не чувствовала ничего от переживаемого ужаса. Ташлыджалы и служанки вышли подышать свежим воздухом, отдохнув от тягот пути, но крымчанка предпочла остаться на случай, если что-нибудь потребуется и вопреки всему, ей казалось, присутствие могло придать сил Мустафе.
Мустафа старался не двигаться, хотя прекрасно знал, что еще много дней боль будет давать о себе знать. Он желал лишь одного, чтобы в будущем эта рана показалась бы просто царапиной, когда он снова возьмет в руки саблю. Даже сейчас, когда казалось бы, он открыл причины своей отрешенности весьма догадливой супруге, где-то глубоко в душе Шехзаде чувствовал свою вину. Но не он отдал этот нелепый как им тогда казалось приказ о свадьбе. Повелитель нашел эту идею достойной и своего сына и племянницы Валиде Султан, все так и разрешилось.
Когда они достигли внешнего двора дворца Мехмета, их уже ждал лекарь и человек из дворца. Долго тянуть с оказанием помощи не стали. В карете остались только сам Мустафа, Айбиге и Лекарь, который промыв рану, наложил теперь добротную повязку. Напоил каким-то зельем, от которого хотелось уединиться в срочном порядке, чтобы вернуть это зелье производителю, и пообещав навестить Шехзаде утром, был таков.
Женщин встретила Калфа гарема, и Мустафа только кивнул Айбиге, чтобы она следовала вместе со своими рабынями. Ему предстояла встреча с братом и выяснения обстоятельств, почему дороги к Санджаку так плохо охраняются. Ведь только безумцы нападают на дороги, принадлежащие Повелителю. А уж тот, кто пролил кровь члена Династии, вряд ли на том свете будет ему покой. Никто не смеет отважиться на подобное.
Ужин, добрый разговор с братом и воспоминания о ранней юности, унесли почти все тревоги до того момента, как Шехзаде вошел в приготовленные для него покои. В гареме наверняка покои приготовили и для Айбиге. Мустафа так и представил, как она взволнованно мерит шагами их пространство, недовольная тем, что никто и ничего ей не говорит...ни о состоянии Шехзаде, ни о результатах расследования этого дела. Как все сильно изменилось для крымской принцессы, когда она переступила порог топ-капы. Но она больше не принцесса, она - жена Шехзаде, она войдет в его гарем, как Госпожа, и все будут обязаны подчиняться ей.
Мустафа окликнул стражника и велел позвать Калфу гарема.
- Возвести Айбиге Хатун, скажи Госпоже, что этой ночью я хочу видеть ее у себя.
Никто ведь не говорил, что их отношение ограничатся только лишь традициями никяха. Это будет либо счастливый брак, в котором не будет места посторонним, либо настоящий тайфун, в котором ни один из них не будет победителем, потому что ни один не получит желаемого. Тогда она сказала ему почти что с обидой, что для него ничего не изменится, сейчас он хотел знать, что она имела ввиду. Была это только обида, самолюбие, или за этим было скрыто нечто более серьезное?
Лекарь слишком легкомысленно подошёл к своим обязанностям, как показалось Айбиге, наблюдавшей за его действиями. Карие вишни смотрели на Мустафу, мужественно переносившего все болезненные и неприятные манипуляции: в тот момент она восхитилась своим мужем. Калфа подошла встретить принцессу и уловив знак Шехзаде, девушка спустилась по ступеням, и вместе со своими служанками отправилась к пологу дворца. В гареме наложницы взволнованно выстроились в ровную полосу и разошлись после исчезнувшей в отдельных покоях, крымчанки. Трудная дорога вымотала её и ранение Мустафы задело сильнее, чем злополучная стрела, вонзившаяся в его грудь. Девушки готовили хамам и убирали вещи, в то время как их Госпожа вглядывалась в открывавшийся вид из окна, заметив как покинули карету Шехзаде и Ташлыджалы. Время тянулось дольше обычного, но никаких новостей о Мустафе не приходило, она перебрала всевозможные варианты и только известие о ужине с братом смогло успокоить её. Вопрос "как можно жить в браке без любви?", не покидал её и Айбиге сама не могла поверить как стала повторно частью Династии, скрепив политический союз своим согласием. Стук в дверь отвлек от мыслей - Войди, - и обернувшись, принцесса увидела перед собой одну из наложниц гарема. Счастливая, словно порхающая птичка которых присылал ей отец, хатун ворвалась в её покои и представилась фавориткой Шехзаде Мехмета, отчего новоявленная супруга побледнела. Перед глазами предстали картины появления в гареме новых хатун и фавориток Мустафы, посмевших войти в её покои. От одной мысли становилось труднее дышать, ей, вольнолюбивой крымской розе, тяжелее всего давалось смирение. Фаворитку отправили узнать не нужно ли что-нибудь гостье и сверкающие любовью глаза не скрылись от наблюдательной Госпожи. Блеск влюблённых легко узнавался, чувства пьянили изнутри и придавали очарования образу. Чужая любовь причинила острую боль прямо в сердце молодой супруги.
- Ничего не нужно., - вежливо и отстранёно ответила принцесса, возвращаясь к виду из окна и своим разбросанным по уголкам, мыслям. Будь её воля, она никогда не покинула бы Стамбул; в нём жива память о Валиде, есть заботливая подруга - Хюррем и присутствие Повелителя приободряет в разлуке с отцом. В Манисе одиночество станет её приютом, голодным и жестоким попутчиком на долгие лета. Повторный стук в дверь явил более глобальную весть - Шехзаде желал её видеть сегодня в покоях и она, следуя всем традициям исполнит его приказ. Вечер опустился на город изысканным полотном, напоминавшим тёмную вуаль, скрывавшую Айбиге от чужих взглядов. Окутанная тончайшей тканью и обласканная прикосновением дорогого шёлка, принцесса неспешно ступала по каменным плитам дворца. В окружении своей свиты из служанок и гаремного Аги, девушка достигла покоев венценосного супруга и с каждым шагом волнение становилось сильнее. Двери открылись, но она застыла в нерешительности перед ними: минуту, две или вечность, пока слуги не начали удивлённо смотреть и шептаться. Сделав шаг, Айбиге скрылась в покоях и приблизившись к Шехзаде, засвидетельствовала ему своё почтение лёгким поклоном.
- Мустафа., - снимая привычный официальный тон, разделявший их на людях и переходя на более привычное общение, она начала сильнее волноваться - - Как твоя рана?, - боль просачивалась в её некогда звонком голосе, делая его более мягким и мелодичным. Переживание за его здоровье разлеглось тревогой, а сама девушка казалась в своей милой трогательности, ребёнком. Вуаль скрывала крымчанку от внешнего мира и сквозь тонкий флёр позволяла видеть вокруг. Она желала понять что двигало его помыслами, на что была его обида и самое важное было узнать о чувствах к ней супруга. За долгий промежуток времени он впервые отозвался на её слова и тяжёлый разговор становился предвестником этой ночи.
Мустафа ожидал исполнения своего приказа уже поздним вечером. В покоях был накрыт стол для ужина, а сам он уже переоделся в более удобную одежду и конечно же побывал в хамаме, хотя со своим новым приобретением в виде проникающей раны плеча было не очень удобно. Свежие повязки явственно проглядывались под рубашкой, но по крайней мере лекарь уверил Шехзаде, что никаких серьезных последствий в будущем не будет, только неудобства в настоящем.
Он много думал о том, как именно построить разговор с новоявленной супругой, ведь и правду сказала она в карете. Для Мустафы ничего не изменится, а вот для Айбиге изменится все, начиная от того, что она больше никогда не вернется на родину из-за своего статуса. Привыкнуть к новым порядкам ей тоже будет сложно, но проще, чем многим девушкам в гареме. Ведь она войдет в него, как Госпожа.
Айбиге появилась в его покоях как раз тогда, когда думать о предстоящем разговоре было уже просто невыносимо. И вот наконец, осторожно ступив рядом, она поприветствовала, и они остались наедине. Мустафа. Снова они говорят на равных, что было для них привычно когда-то в прошлом. Ему хотелось обнять Хатун, но гордость от происшествия со злополучным письмом помешала этому. Он и не говорил с ней не из-за гордости своей или самолюбия до этого, а из-за боязни натворить неправильных дел. Ведь все, что они делают сейчас, все их поступки и принятые решения влияют на будущее, как его, так и ее.
- Все будет в порядке, Айбиге. Об этом ты можешь не печалиться.
Зачем так сказал, как намек, что печалиться она будет совсем о другом сейчас? Он вздохнул и даже смог выдавить улыбку. Еще немного, и им придется начать этот злополучный разговор, иначе, их отношения так и останутся на этой точке. Мустафа указал Айбиге на подушки у стола, и сам прошел туда. Все было расставлено таким образом, что она могла сесть только рядом, но никак не напротив. И когда они расположились за столом, есть почему-то совершенно не хотелось.
Шехзаде подождал с минуту, а потом вытащил из складок ткани рядом злополучный кусок бумаги. Печать на нем была надломлена, и было видно, что письмо смяли, наверное сразу после прочтения, но совсем недавно аккуратно выпрямили каждую складочку. Хотя все равно, выглядело это весьма трагично.
- У тебя не должно остаться впечатление, что я читаю твои … послания. Это письмо передала мне султанша, которую ты считаешь своей подругой. Но не это важно, а важно то, что твоя переписка продолжается и после никяха. Айбиге, объясни мне это.
Мустафа имел полное право знать. Он еще много какие решения мог принять, но боялся их.
Казалось, маски с их лиц никогда не спадут и вечно оставаться чужими - предначертано линиями судьбы. Айбиге стояла под вуалью, как в ночь никяха, с той лишь разницей, что из алой ткань изменилась на цвет горького шоколада и точно траурная печаль, покрыла её лик. Надежда на примирение улетела, словно эфемерное создание, оставляя послевкусие обиды, слёз и недовольства, отчётливо проступившими в атмосфере семейных отношений. Принцесса заметила сквозь тонкую ткань следы ранения на теле супруга и на миг ей показалось, что только она виновата в нападении. А Мустафа расплачивается за грехи, которые её рука ни единожды выводила на шершавой поверхности бумаги, отдавая свои чувства другому при живом муже. Вне сомнений, Мустафа её не любит и обряд никяха не волшебная традиция, способная изменить его чувства, но она не должна была предавать его уважение. По приглашению шехзаде, девушка мягко и грациозно расположилась на подушках возле него. Они сидели совсем рядом и при неосторожном движении были способны соприкоснуться друг с другом, но их мысли находились далеко. Айбиге не нарушала своего безмолвия, пока не увидела собственное письмо, адресованное не супругу и помрачнела, став темнее горького шоколада. Карие вишни наполнились влагой и взглянув на предательскую бумагу, не поднимались от пронизывающего стыда. Узнав кто передал послание в руки шехзаде, девушка вздрогнула и обмерла, точно сейчас её саму распяли острой стрелой, летящей из вражеского лука, находящегося в распоряжении Хюррем Султан. Предательство ранило сильнее острия меча и воинственная принцесса прекрасно знала о том, взрощенная на землях Крыма, сражавшаяся на равных со своими братьями, она оказалась преданной своей тётей, которая развязала кровавую войну между своими братьями, одним из них был Сагиб Гирей хан. С тех пор доверие к людям пошатнулось и поступок Султанши показался больнее укуса ядовитой змеи.
- После никяха ты имеешь полное право читать мои письма, проникать в любой потаённый уголок моей жизни и интересоваться тем, что посчитаешь нужным. У меня нет личной жизни, ибо она отныне принадлежит тебе. Переписка стала моей роковой ошибкой, разрушившей твое доверие ко мне, наполнив и без того грустную участь, разочарованием. , - говорить было сложно и она все сильнее надевала на себя саван, радуясь лишь, что между ними с Мустафой сейчас есть преграда в виде тончайшей ткани. - С перепиской всё закончено. Но это ровным счетом ничего не изменит, ты будешь любить другую и наша семья останется лишь на устах народа., - Айбиге с горечью констатировала факт и почувствовала желание все изменить. Будущее представлялось безотрадным и блёклым, точно звёзды на утреннем небе и они мелкими осколками рассыпались, впиваясь острыми краями в душу. От неё мало что зависело и то малое она успела загубить в ростке, сама не позволив разрастись пышному саду. На понимание девушка не рассчитывала, как и на милосердие супруга - с чего ему смягчиться под гнётом неприятных событий. Одно письмо разбило их жизнь на две части, оставляя после себя лишь тяготившие мысли и они в полную силу разливались по душе крымчанки.
На секунду Шехзаде показалось, что Айбиге добивается от него осознания чувства вины, но только на секунду. Полупрозрачная ткань не скрывала от него внутреннего состояния девушки. Он не любил слезы и не знал, как с ними справляться, но сейчас, кажется, Хатун была на тонкой грани между общением и слезами. Есть не хотелось совершенно, один вид еды вызывал у Мустафы только раздражение, но не эти чувства были ему сейчас нужны.
Грустная участь? Так значит именно так она воспринимает свой новый статус? Если раньше он видел веселую и мечтательную Хатун, то теперь она заперла все свои мечты и делиться ими по-видимому только с тем, кому и пишет эти письма. Он мог потребовать у нее имя того, кому по всей видимости было отдано ее сердце. И оно еще принадлежит другому, все еще? Да, он имеет право читать ее письма, но никогда этого делать не будет, потому что доверяет или доверял ей? Если Султанша хотела поссорить их, то несомненно своего добилась, но то, как с этим поступить – личное дело новоявленной семьи.
А последующие слова совершенно выбили его из колеи. Когда-то Шехзаде пообещал ей, что сделает ее счастливой вопреки всему. Она ему поверила тогда, так казалось. А теперь это для нее грустная участь? Мустафа не понимал … пора бы уже сделать на этом ставку. Он ведь мужчина, все эти туманные объяснения не для него. Если ей больно видеть других Хатун возле него или она думает, что будет больно или неприятно, почему не скажет об этом?
Мустафа набрался храбрости для предстоящего разговора, или ему так казалось. Просто сегодня, когда она довольно шустро соображала ему повязку из куска своего платья, он смотрел на нее другими глазами. Разве может он встретить подобную Хатун, с которой может он разделить мечты о походах и рассказы о уже свершенных? Разве может кто-то понять его так, как понимает она? Даже сейчас, казалось бы, она полностью понимала то, что происходило с ним, вот только лишь мотивы были ей не понятны. Шехзаде поднес руку к ее лицу и, зацепив пальцами ткань, снял ее убирая в сторону.
- Айбиге. Разве я взял с собой какую-то другую Хатун, разве ее позвал в свои покои? Я хочу сделать тебя счастливой, но боюсь, ты сама не хочешь быть таковой.
Он коснулся пальцами ее щеки, чувствуя теплую влагу под пальцами и поворачивая ее лицо в свою сторону. Подобное поведение, этот случай с письмом, все это он находил совершенно неприемлемым для нее. Айбиге никогда не была такой, она не скрывала от него ничего, ему казалось всегда, что то, что есть между ними, основывалось на доверии. Теперь все это сыпалось, как песочный замок у воды.
Тяжесть атмосферы накалилась до предела и грозовая туча опасно надвисла над ними. Настроение супруга явно читалось на его лице, за которым Айбиге наблюдала с нескрываемым волнением. Таким опечаленным она никогда ранее не видела его. Под влиянием прикосновения, девушка подняла тёмные глаза и благодарность отразилась в их глубине. Заметив его тревоги, она желала убрать выросшую стену непонимания между ними. Очевидно, как и Мустафе, убравшему вуаль с лица крымчанки.
- Нет, ты ни разу не огорчил меня в браке, - мягко отозвалась принцесса и впиваясь пальцами в подушку, продолжила: - Мне было сложно смириться с чужим решением относительно никяха и я справедливо полагала, что ты разделяешь мои чувства. Но не сейчас..., - её голос прервался - Во время твоего ранения я многое поняла - ты оказался дороже мне, чем я могла представить и одна мысль о возможности твоей потери, глубоко ранила мою душу. , - её рука взяла отравляющее их письмо и Айбиге поднялась с подушек. Подойдя к подобию камина, она предала огню бумагу и посмотрев как былые буквы превращаются в пепел, вернулась обратно. - Пусть прошлые ошибки не разрушат нашего будущего, я обещаю тебе, что между нами более не будет тайн. , - её ладонь мягко легла в его большую руку и слегка сжала её - Ты прав, брак должен стать счастливым или ему лучше и не быть. , - осторожно она положила голову ему на плечо, не разжимая своей руки и мимо промчались все тревоги вчерашнего дня. Взгляд медленно опустился на раны Мустафы и принцесса подумала как больно ему в душе, что из-за её придуманной любви к хранителю покоев он страдал и не догадывался, как сильно изменились её чувства, но девушка желала знать, что и супруг неравнодушен к ней. И все его порывы не гордость венценосного мужчины, не надломанное самолюбие, а сжигающая ревность в пожаре любви. Всем было известно о нежнейших чувствах Шехзаде к одной из своих наложниц и Айбиге не осталась в стороне от неприятного известия, быстро распространившегося словно семена цветов роняет ветер, по всей округе. Горькой болью затаившись внутри девушки, о которой она никому не рассказывала и пробовала смириться. Порой Айбиге вставала возле огромного зеркала в пол, смотря на своё отражение под разным углом, пытаясь понять что в ней не так и почему глаза её супруга смотрят на неё, как на сестру. Не находя ответа, разочарование просачивалась по душе и проливалось слезами, не увиденных никем. Как ни старалась Махидевран Султан создать из неё женственную и романтичную Госпожу, ничто не улучшало положение дел: Мустафа всегда был вежлив и далёк одновременно. Откровенность давалась девушке с трудом, но сохраняя внутри остатки призрачной надежды, тихо она задала судьбоносный вопрос: - Кто занимает главное место в твоем сердце?, - подобное возможно счесть неуважением, закрывшись тишиной вместо ответаили разбить на мелкие кусочки их хрупкий мир, схожий с прекрасной вазой подаренной на свадьбу им Пашой.
И показалось, он снова увидел свою Айбиге, ту, которой доверял свои мысли и желания, мечты о подвигах во служении Повелителя. Рассказы о походах она слушала с упоением, и вместе они радовались залпам пушек, которые возвещали о победе Повелителя. Айбиге часто рассказывала ему о Крыме, о своих братьях, и казалось бы он заменил ей ту семью, которую она оставила на родине и к которой больше никогда не вернется. И сейчас она делилась с ним самым сокровенным, своими мыслями.
Мустафа смотрел за тем, как Айбиге сжигает письмо, наконец, разделяя свою жизнь на До и После. И она вернулась, снова вкладывая свои ладонь в ладонь Мустафы. А Шехзаде просто смотрел и слушал сейчас, давая ей возможность снова быть собой. В чем-то возможно и он был виноват. Зная, что Айбиге не жалует решение о браке, он старался не обременять ее своим присутствием, лишь в священный четверг они могли поговорить вдали от посторонних глаз в его покоях. А в остальное время он был скорее подчеркнуто вежлив, не желая ставить ее в неловкое положение. А оказалось, она хотела иного. Как и говорила ему Валиде, Айбиге, как и любая девушка мечтала о любви и счастье.
- Между нами более не будет тайн, Айбиге.
Внутренне он чувствовал даже какое-то удовлетворение от того, что желающая разрушить их брак, Хюррем, наоборот сделала их ближе, чем когда-либо. Одно обещание, что между ними никогда не будет тайн, стоило всего этого, и даже стрелы. А потом она задала ему вопрос, которого Мустафа не мог ожидать. Ответ на него теперь казался ему все более призрачным. Конечно он любил Эфсун, она очаровала его, впервые заставила его сердце быть не равнодушным после трагической смерти его первой любимицы. Но его реакция на письмо говорила сама за себя.
- Главное место в моем сердце занимает Повелитель, Айбиге.
И он улыбнулся, желая найти отражение своей улыбке в глазах Хатун. Она ведь именно так делает, прячет свою улыбку, словно боится ее показать окружающим.
- А ты занимаешь особое место в моем сердце. Ты - моя султанша теперь, моя жена. Но дело не в этом, а в том, какие чувства я испытываю к тебе. Каждый раз, когда я вижу твои грустные глаза, это разрывает мое сердце. Каждый раз, когда мы находимся в одних покоях, я хочу говорить с тобой, как раньше, и не так как раньше... Меня ранила не стрела, Айбиге, а то, что не мои слова на бумаге могут заставить тебя улыбаться.
Светлой радостной руладой прозвучала убедительная фраза шехзаде, в чём не приходилось сомневаться не только ей, но и тысячам янычар, верящих любому слову своего воинственного предводителя. На душе улеглось радостное облачко, в преддверие возвращения хорошего расположения Мустафы. Девушка отодвинулась, чтобы улавливать любые изменения и оттенки в лице молодого мужчины, во время его речей. Айбиге сидела на подушках, выпрямив спину и сложив мирно руки на своих коленях, предварительно скрепив их в замок. "Между нами более не будет тайн", одновременно с радостью фраза была неправдоподобна, ведь как известно есть вещи, о которых не рассказывают своим супругам и оставалось уповать на счастливую долю называться другом шехзаде. Услышав про Повелителя, уст принцессы коснулась улыбка и она представила добродушное лицо султана, способного исцелить все печали мира своим мудрым словом. - Повелитель занимает и в моем сердце большую часть, разделяя её с отцом и в безмерности чувств к ним, выбора быть не может., - утопая в глазах Мустафы, она пальцами снимала по одной тонкой изящной заколке, удерживающих вуаль на её волосах и сложив их в ладонь, второй сняла тонкую ткань. Точно она могла их разделить и лишить понимания. Слова прозвучавшие следом, заставили её погрузиться в раздумья и вместо проливающегося в душу счастья, она обратилась к сомнениям.
О чём он хочет мне рассказать? Неужели здесь есть место ревности!?
Запутанность фраз Мустафы смутили её, он говорил открыто и одновременно, точно в снятую ей вуаль, прятал смысл своих слов.
- Менее всего я бы хотела вас ранить, шехзаде. Особенно затаённой печалью в моих глазах. Отныне я позабочусь о том, чтобы она растаяла, будто снег исчезает при наступающей весне. Мы всегда можем общаться, как и раньше, Мустафа. , - поддержка чувствовалась в её голосе, исходившим из души: - Я разделю твои решения, какими бы ни видели их окружающие и не склоню головы перед твоими врагами., - принцесса знала как должна вести себя в новом статусе и пробовала постичь новую для себя жизнь, в своей семье в качестве супруги. Что-то тревожило душу шехзаде и он казался серьезнее обычного. Крымчанка решилась узнать о причинах его переживаний, которыми у него не было обыкновения с кем-то делиться, но оставить его с ними наедине Айбиге не могла: - Что тебя тревожит, Мустафа? Как изливаешь душу текущей воде, так и мне излей её. Расскажи мне о своих горестях и трудностях. .
Пытливый ум давал свои подсказки, но девушка привыкла верить фактам и своей наблюдательности, к которой сейчас и обратилась, пронизывающе всматриваясь в лицо шехзаде. В эту минуту он напоминал ей славного черноволосого малыша с блестящими чёрными глазами, имевшими обыкновение казаться лукавыми, нежно обожаемого своей матерью, прозванной "весенней розой" и её трогательная любовь никого не оставляла равнодушной. Султанша всегда была чувствительна к своему сыну и с раннего детства, Айбиге помнила и восхищалась ею. Прошло много лет и ребёнок стал мужчиной, но воспоминания нельзя забыть, особенно, когда они связывают двоих незримой нитью.
Конечно она ни перед кем не склонит головы, даже перед ним, своим мужем. Он не мог знать, что это злополучное письмо так повлияет на него. Хорошо еще, что Махидевран Султан не знает об этом происшествии, хотя наверняка она знает о том, что Шехзаде отстранился от своей юной жены. Только сейчас, когда он попробовал узнать, что твориться в ее сердце, все словно встало на те места, которые им полагались.
- Меня может тревожить лишь то, что тревожит Шехзаде. Проблемы санджака, проделки моих младших братьев, и мои недоброжелатели, которые скрываются за маской добродетели. Не печалься из-за Хюррем Султан, лучше, чтобы ты узнала о ее истинном обличии от меня, чем почувствовала ее предательство и последствия. Может быть когда-то она и была тебе другом, но ее самое главное желание погубить Валиде и меня.
Мустафа взял Айбиге за руку, как недавно сделала и она. Он облокотился на диван позади, так как сидеть прямо становилось все сложнее из-за ранения. Он может сколько угодно казаться сильным, но после подобного лекарь велел ему соблюдать постельный режим. Если бы здесь была Валиде, она бы уж точно позаботилась о соблюдении этого предписания. Но сам Шехзаде не столь сильно жалел себя, точнее совсем не жалел.
- Мое сердце тяготит мысль, что после отъезда в санджак, я отдалюсь от Повелителя. Злые языки могут испортить то, что есть между нами также, как они пытаются настроить повелителя против Ибрагима Паши.
Он открыл ей свои тягостные мысли. Конечно, он хотел стать санджакбеем, но не ценой отношений с отцом. Ведь чем дальше от него наследник, тем ближе другие, те, кто хотят занять место под солнцем Повелителя. Те, для кого важнее не государство, а нечто иное. Эти змеи под маской добродетели и преданности овивают Султана, словно виноградная лоза. А Мустафы нет рядом, чтобы саблей обрубить эти гнилые ветки.
- И меня тревожат твои мысли, Айбиге. Тревожит и то, что из-за никяха ты разлучена со своей семьей, что твои братья и отец смогут увидеть тебя только если прибудут по велению Повелителя. И даже мы не можем покинуть санджак без его согласия или приглашения. Прости меня, если я потревожил боль расставания в твоем сердце, я лишь говорю о том, что беспокоит меня. И меня беспокоит твое сердце Айбиге, сможешь ли ты найти в нем место для меня, будет ли оно радоваться всякий раз, когда я призову тебя?
Этот вопрос конечно волновал его сейчас больше, чем все остальные, больше чем даже все недоброжелатели, которые сейчас станут к Повелителю еще ближе.
Лунный свет пролился из тонкого, высоко расположенного окна, млечным полотном осветив покои шехзаде. Отсвет свечей делал общение и атмосферу более уютными, обволакивая своим теплом души. Айбиге наблюдала за пламенем, колыхающимся от любого движения и незатейливое дыхание могло потушить его.
Совсем, как любовь, в которую не подкидывают ничего для разгоравшихся искр.
Ресницы опустились на её лик, делая взгляд более загадочным и вдумчивым. Крымчанка внимательно слушала Мустафу, разделяя во многом мнение шехзаде и узнавая хорошо знакомые ей слухи. О недоброжелателях её супруга говорили немало и в борьбе за трон связывали его имя с Хюррем Султан. Обличение в истинном свете Султанши ей было особенно больно принять, не смотря на свой неверный выбор подруги, порой тяжело отречься и после предательства. Прикосновение побудило её поднять спелые вишни на шехзаде и встретится с его глазами, до теплоты ей знакомыми. Заметив его боль, принцесса осторожно дотронулась второй рукой до повязок, словно стремясь узнать надежны ли они и забрать часть боли. - Тебе лучше прилечь, раны свежие и могут начать кровоточить. Кем могли быть нападавшие люди и какую цель они преследовали? -, с тревогой в голосе, задалась вопросами молодая супруга, но услышав о заботах Мустафы, она отпустила ранения и не убирая руки из его ладони, несколько минут молчала, заглядывая в прекрасные карие глаза.
- Никогда! Никто не сможет затронуть доверие Повелителя к тебе. В его сердце отведено для тебя особое место и он всегда говорит с гордостью про твои достижения. - она улыбнулась и казалось бы, мрачный миг обернулся таким же млечным светом, который проливала собой лунная ночь. Но слова о родных невольно задели её, напомнив о трудности разлуки и длительном ожидании встречи. Минуло несколько месяцев, как отец приезжал на их с Мустафой помолвку, так и не сумев побывать на никяхе из-за возникших дел в Крыму. Не теряя самообладания, Айбиге старалась ответить как можно более беззаботнее: - Мы общаемся в письмах, отец и братья исправно пишут мне обо всем происходящем. Дай Аллах, они с Повелителем после похода приедут вместе и я смогу увидеть отца. ,- ей не хотелось огорчать супруга своей печалью, но девушка ждала с нетерпением минуты когда добрые объятья хана примут с отцовской любовью свою единственную дочь. Последующий вопрос настолько обескуражил принцессу, что она вспыхнула точно роза по утру и ланиты покрылись румянцем. - Мустафа, у меня есть место в сердце для тебя и я буду считать за счастье, если ты призовешь меня. Ты - мой муж, которого я надеюсь сделать счастливым. Но... ,- резко она осеклась и набравшись смелости, задала самый главный вопрос: - Ходят слухи, что твое сердце отдано Эфсун и сам ты ранее не скрывал от меня своих чувств к девушке. Пламя любви к ней до сих пор опаляет твою душу? Или его отсвет коснулся меня? - момент был сложным и Айбиге опустив глаза, сразу вернула их на лицо шехзаде. Ей было крайне неприятно осознавать свое соперничество, но узнать правду необходимо. Оставалось верить, что супруг однажды полюбит её сильнее, чем гаремную хатун. С тонкими ниточками надежды, крымчанка сжала руку Мустафы и не сводя глаз, всматривалась в самую глубину души супруга.
Мустафа не хотел говорить о нападении, он уже обсуждал этот случай с Мехметом. Это проблема его брата, что дорога к санджаку небезопасна. Другой вопрос в том, что ни один из нападавших в живых не остался и спросить было не у кого. Так как после ранения Шехзаде, Янычары показали себя, как настоящие волки, истребив всю опасность, которая была. Никто не ушел с дороги живым и никто не мог скрыться в дремучих лесах. Конечно и о месте в сердце повелителя Мустафа всегда знал, вот только для каждого из сыновей приходит время покинуть отца, пришло и время для него. Теперь, вдали от дворцовых интриг, в душе зародилось сомнение, которое выгрызало каждый день по кусочку, особенно когда приходилось смотреть в обеспокоенные глаза матери, которая требовала проверять всю пищу Мустафы. Страхи Валиде не передавались Шехзаде, он просто переживал за то, что Махидевран никогда не будет жить в спокойствии и благодати, как она того достойна.
- Айбиге, не грусти о семье и родном крае. Дай Аллах у тебя появится те, о ком ты сможешь заботиться. Поговори об этом с Валиде. Она ведь тоже когда-то покинула родные края, чтобы быть рядом с Повелителем. И Валиде Султан когда-то покинула Крым, чтобы быть с Султаном Селим Ханом. Сядь ближе.
Он уже не мог сам дотянуться до нее, так как чувствовал, что сил останется только на то, чтобы подняться и лечь в кровать до самого утра. А сказать он хотел ей что-то очень важное, о чем необходимо было ей знать.
- Для Эфсун Хатун в моем сердце есть место, я не могу этого отрицать. Но сейчас я взял тебя не только потому, что ты моя жена. Я мог привести сюда и ее. И не известно, будет ли она в моем гареме, когда мы вернемся в Манису. Тебе уже готовят там твои покои. Я лишь хочу сказать тебе, что в моем сердце для тебя отведено особое место. Раньше я думал, что оно всегда там было. Так и есть … я доверял тебе свои тайны, когда мы были детьми, ты всегда была мне, как сестра, как Михримах, как часть меня. Но сейчас все иначе. Я способен смотреть на тебя другими глазами, не глазами друга, а глазами мужчины, в котором ты вызываешь весьма противоречивые чувства. Мне нужно было лишь вспомнить, что ты не сестра мне.
Валиде была права. Стоило только немного иначе подать ему эту новость. Немного терпения, и между ними возможно не возникло бы такого довлеющего чувства, что все решили за них.
- Отбрось прочь свои опасения, я лишь хочу, чтобы ты была счастлива не из-за того, что принесет тебе твоя новая жизнь, а из-за того, что теперь наши жизни неразрывны.
Говорить такие слова было не просто, и их нужно было чем-то подкрепить. Так как она была теперь ближе, он взял пальцами ее за подбородок и не стал тянуть со своим решением или желанием. Мустафа поцеловал ее, и казалось бы, это неожиданность для нее была приятной.
Выполняя просьбу супруга, она мягко села рядом с ним, предварительно задернув почти вплотную красные штофные занавесы, спускавшиеся из основания полога кровати, и они оказались, таким образом, отгороженными с двух сторон от окружающего мира. Тяжелые складки пунцовых драпировок загораживали её справа; слева занавес был опущен ранее, и в огромном пространстве супруги напоминали два корабля, застигнутые штилем в недвижном море, казавшимися единственным значимым в целом мире. Все её мысли, чувства и слова обратились к Мустафе, в них не было места ни для кого другого, безотрывно девушка слушала шехзаде, положив свою ладонь на прохладный шёлк одеяла. Неизъяснимый трепет вызывали в принцессе откровения супруга и она взглянула на него иначе; так, точно увидела первый раз в своей жизни.
- ИншАлла. Мы говорили с твоей Валиде об этом, и её слова подарили мне оплот надежды. Она отнеслась с пониманием к моей грусти, пролившейся ни к сроку, перед никяхом и поведала о своей жизни. Во многом приоткрывая тайну, мне удалось не только обрести покой благодаря Махидевран Султан, но и узнать её со стороны, неведомой ранее. ,- это было истинной правдой, на тот момент Айбиге различила оттенки любовного страдания в голосе Госпожи и поразилась силе чувства к Падишаху. Но не только открытие души повлияло на мнение принцессы; слова о Хюррем Султан стали пророческими сейчас, а тогда, с трудом ужились в ранимой крымчанке, внезапно разделившей чувства Махидевран Султан по отношению к сопернице. Под впечатлением от услышанного, Айбиге начала смущаться; в их семье было нетипичным откровенно говорить о чувствах и она справедливо полагала, что отец их не испытывал ни к кому, кроме её покойной матери. Слова супруга приобретали для неё особый смысл и она более обрадовалась им, чем удивилась. Улыбка обернулась призрачной луной, глядящей из-за угрюмых туч на их семейный разговор и отразилась на её лике.
- И я буду счастлива в нашей новой жизни. , - заверила крымчанка, начиная осязать зарождающееся счастье внутри, она придвинулась к Мустафе и поддаваясь его желанию, нежно коснулась губ, позволив себе раствориться на них без остатка. Казалось, никто не в силах потревожить торжества семьи, как в коридоре послышались громкие мужские голоса и один из них явственно оповестил стражу о своем желании войти в покои шехзаде. Ташлыджалы, она без труда узнала его голос, преграждал дорогу незнакомцу, но тот не сдавался и настаивал на срочной встрече с наследником престола.
- Я прибыл из столицы по приказу султана Сулеймана и являюсь его поверенным лицом, а также Капудана Паши. Дело не может подождать, оно касается безопасности шехзаде и его семьи.
Волнения за стенами покоев не оставили равнодушной принцессу, и она, по-прежнему находясь на близком расстоянии с Мустафой, вопросительно подняла бровь.
ЭПИЗОД ЗАВЕРШЁН
Вы здесь » Muhteşem Yüzyıl. Aşk-ı Derûn » Часть истории » Переосмысление, или как открыть свое сердце
