Какое желание может возникнуть у мужчины, одолеваемого чувством ревности, даже если поводы для этой самой ревности отсутствуют? Пусть это звучит и банально, но в этот момент Бали-бей хотел лишь одного - пронзить сердце этого кузнеца саблей, а потом серьезно поговорить с Айбиге, чтобы узнать, как давно она предала его ради какого-то русского?! И неважно, что сначала дело, а потом - размышление, главное отомстить за разбитое сердце. Но дождь смог поспособствовать тому, что пыл бея начал утихать, уступая место другому желанию, правда не особо лучшему, чем первое - отправиться в кабак с Матракчи и напиться, всласть напиться, дабы утопить боль и ревность в приятном и одурманивающем вине... Во всяком случае так никто не умрёт, да и вопросов лишних не возникнет: к сожалению, повелитель благоволит к Александру, так что его смерть придется объяснять...

А может ну их всех и заняться своими обязанностями? Говорят, что во время труда всё меркнет и теряет былую важность... Хотя нет, не могу, я должен увидеть принцессу сейчас, пока не утратил желание что-либо выслушивать. При такой погоде она вряд ли сможет покататься на Ветре, да и как выяснилось, его надо "подковать". Тогда укроюсь за этими деревьями - их тяжелые, ниспадающие ветви спрячут меня не только от дождя, но и от лишних глаз, дождусь, пока Айбиге будет возвращаться во дворец и перехвачу её, если рядом не будет идти этот шайтан окаянный. Аллах-Аллах, за что ты меня так наказываешь? - возведя глаза к небу, хранитель покоев вздохнул и сделал несколько шагов по направлению к вышеупомянутым деревьям, намереваясь привести свой план в действие, и видимо Всевышний решил поспособствовать своему рабу: через недолгий промежуток времени на тропе показалась женская фигура в лиловой накидке*, спешившая найти укрытие в тёплых стенах дворца и таким образом избежать гнева стихий. Она, это определенно она, больше некому тут находиться! Порой должность управителя султанских покоев выгодна: можно узнать о том, чем планируют заняться члены Османской династии, и пусть султанши бывают переменчивы в своих решениях, внутреннее чувство подсказывало Малкочоглу, что это именно его неверная возлюбленная, поэтому мужчина дождался, пока девушка будет проходить мимо деревьев и неожиданно появился слева от неё, взяв за локоть и утащив под деревья.

- Не бойся, это я. - поспешил сказать Бали-бей, глядя в удивлённые глаза прекрасной крымчанки и даже на мгновение забывший о причине своего поступка, однако ревность не проходит так быстро и это гнусное чувство вновь принялось подтачивать рану в сердце воина, который холодным голосом произнес.- Думаю нам с тобой нужно поговорить.

*_{надеюсь принцесса простит мне эту вольность в описании)}

Отредактировано Malkoçoğlu Bali Bey (03.12.2013 07:23)

- Не сравнивай себя с другими девушками, ты не такая как они, сама знаешь. - произнёс в ответ Малкочоглу, глядя на свою принцессу, такую очаровательную в своих попытках отшутиться, но такую серьёзную, словно еще не осознавшую причину того, почему хранитель покоев султана Сулеймана так долго стоял под деревом и ждал, ждал её, но не для нежного разговора и не для того, чтобы они вместе переждали дождь, так внезапно обрушившийся на их головы...

Этот дождь не просто прихоть стихий, это плач... Небо плачет за меня, потому что я не могу позволить себе эту слабость, это моё сердце изливается тяжелыми каплями разбитой любви, а ощущение того, что придется это все объяснять делает рану еще глубже, и смотреть на дождь стало еще тяжелее. Неужели она не понимает? Неужели не видит, не чувствует, как больно видеть её в обществе другого мужчины, да еще и наедине? Если бы я не встретил в саду служанку, которая жертвует собой ради того, чтобы передать наши послания друг другу, заметь я эту девушку рядом с ней, возле конюшни, то был бы спокойнее... Но ты была одна, Айбиге, одна... Я бы очень хотел ошибиться, но глубоко в душе чувствую, что эта боль не беспочвенна и что-то все-таки было. Видимо такова твоя участь, Бали-бей: когда ты впервые понял, что любишь это воинственное, но нежное создание, её решили выдать замуж за шехзаде Мустафу, и тебе было больно знать, что вам с ней не суждено быть вместе. Теперь, по прошествии стольких лет, она вернулась в столицу, и ваши чувства, казалось бы, еще сильнее чем раньше: вспыхнув подобно огню при виде этих тёмных глаз, любовь не желала отступать и надежда на счастье вновь появилась на твоём одиноком горизонте. Но ты увидел её с другим и опыт первой боли вернулся с прежней силой. Да, цена есть у всякого счастья, однако неужели моё счастье так дорого стоит? Впрочем Аллах свидетель тому, что я готов умереть, лишь бы пережить это вновь. - возможно эти мысли и были слишком безрассудными и поспешно трагичными, но тот, кто однажды уже потерял свою любовь, но смог вновь её обрести знает, что после такого даже самый ничтожный зрительный обман может показаться угрозой или предтечей разрушенной любви, поэтому не надо судить Бали-бея, он просто слишком сильно любит эту прекрасную крымчанку и это чувство вынудило его познать не только счастье, но и безумие, полностью туманящее рассудок... Безумие ревности, беспощадное и жестокое, способное ранить даже самую твёрдую уверенность в любящем сердце.

- Подковать твоего скакуна... - усмехнулся мужчина, глядя на свою собеседницу и мысленно удивляясь такой простой отговорке, неуж то не смогла придумать более изощрённую причину? Или же это было под тем предлогом, что самая простая ложь может быть самой правдивой? Желая узнать истинное положение вещей, бей вновь обратился к своей возлюбленной, на этот раз с вопросом - Очевидно... Допустим и правда очевидно. Но с каких пор ты отправляешь за своими вещами именно Джайлан-хатун? Обычно ты не отпускаешь её от себя, ведь нам обоим известно, что она значит для тебя и меня.

Насколько сильна вера мужчины в ту, кого он любит? Допустим, слишком сильна, но много ли остается от этой веры в момент, когда ревность пробуждается в сердце и словно огнедышащий змей сжигает всё, что способно оправдать то, что человек только что видел? Возможно, приди Малкочоглу к конюшне пораньше, то мог бы услышать то, о чем говорили эти двое и как знать, вдруг и на самом деле ничего между ними нет? С другой же стороны лишь безумец способен выдать себя в присутствии постороннего.  И чтобы ни говорила сейчас о своей любви Айбиге, как бы ни говорила о том, что отсутствие Джайлан-хатун объяснимо лишь тем, что она пошла во дворец за кинжалом - ничто не было способно разубедить Бали-бея, поскольку он, движимый неведомыми ни для кого выводами, думал что сейчас его чувства просто умело используют, чтобы усыпить подозрения и внушить то, что он всё так же любим и все желания и мечты о том, что повелитель и Сахиб-Гирей хан дадут свои согласия на то, чтобы два любящих сердца поженились до сих пор сильны и крепки, как никогда раньше.

Если это правда, то я сейчас выгляжу как последний дурак, который позволяет себя обманывать. Но неужели такие слова могут быть ложью? - мелькнуло в голове хранителя покоев, когда неожиданно для самого себя одно слово эхом отдалось в его сознании - кинжал...
- За каким именно кинжалом ты посылала свою служанку? Насколько я знаю, у тебя два кинжала, ведь этот вор, которому повелитель изволил даровать жизнь, должен был три поручения выполнить, чтобы доказать свое мастерство... К этим трём проверкам он добавил еще одну: в качестве извинения за нападение изготовить для тебя оружие. - сложно было произносить обвинительные речи, которые пронзали сердце и душу больнее чем тысячи вражеских сабель и больнее пули, которая могла вылететь из огнестрельного орудия и навсегда лишить жизни, оставив в память о храбром воине лишь те победы, которые он помог одержать повелителю всего мира. С тяжестью на сердце Малкочоглу опустил ладони на плечи возлюбленной, но не за тем, чтобы обнять и сказать о том, как сильно он её любит, нет, за тем, чтобы отстранить от себя ту, ради которой бьется сердце, и сказать не слова любви, а слова обвинения.
Она и так поняла причину моего поведения, так что пора бы сказать обо всём, что сейчас грузом давит на сердце и посмотреть, сможет ли она и дальше обманывать, глядя в лицо.

- А что ты прикажешь думать, Айбиге? В такие моменты, как этот, любая мелочь начинает выглядеть совершенно по-другому: и этот нелепый дар извинения, о котором я недавно говорил, и мысль о том, что именно та, кто передает нам с тобой короткие записки и места встречи... Вот я до сих пор не пойму, почему именно Джайлан-хатун? Или к ней больше доверия, или она была лишней во время твоего разговора с этим кузнецом? - вопрошал бей, пытаясь добиться ответа от девушки, мысленно проклиная сегодняшний порыв отправиться в сад на прогулку...

С трудом Малкочоглу скрыл удивление, когда услышал о том, что нет никакого кинжала от Александра, который он хотел изготовить для принцессы в знак извинений за случайное нападение и якобы для спокойствия за безопасность той, что проявила к нему милосердие и отнеслась с пониманием. Но, как и бывает со всяким, кто терзается ревностью и чей разум уже затуманен подозрением и уверенностью в том, что возлюбленная не верна ему и что сердце её принадлежит другому, у Бали-бея на всякое сомнение в правоте своего поведения находилось оправдание: врет всё, есть у неё кинжал, просто не говорит, а проверить это он и не сможет никак. Однако когда девушка в ответ на отстранение отвернулась и отошла к краю дерева, укрывающего их от проливного дождя, в сердце мужчины будто что-то кольнуло, а подозрение в неверности пошатнулось.
Она уже несколько раз сказала о том, что хотела просто подковать лошадь, может быть в этом есть доля правды? И даже предлагает устроить допрос своей служанке и этому русскому, будто не знает о том, что при желании из человека можно вытянуть все, что угодно, а в пыточной камере можно такое сотворить с телом и так вывернуть душу, что из уст заключенного слетят любые признания, даже то, о чем и речи не было, станет явью. Я то знаю, что происходит во время таких, особых допросов, а должность хранителя покоев позволяет придумать относительно правдоподобный повод  для заключения под стражу. Неужели такой участи ты для них хочешь, Айбиге, неужели  на такое готова, чтобы настаивать на своей правде или лжи? –последний мысленный вопрос относился к уже удаляющейся фигуре, медленно скрывающейся под плотной стеной из дождя, которая будто железный занавес отделяла их друг от друга, без всякой возможности на примирение и понимание…
Итак, Малкочоглу Бали-бей остался под деревом один. О чем он думал в момент, когда частица его души и сердца, прекрасная Айбиге, скрылась под покровом стихии и отправилась во дворец? Достигли ли её заверения в любви к мужчине его сердца, ставшего вдруг таким чужим и холодным, словно сталь? Пожалел ли он о своих словах, которые наверняка истязали хрупкую женскую душу острее и больнее любого ножа, особенно после всего, что они пережили? И наконец, неужели любовь, которая прошла столько испытаний и казалось бы даже смерть не страшна на пути к желанному счастью, может разбиться как тонкое изделие из фарфора из-за одного лишь подозрения, причем даже не оправданного?
Видимо да, может разбиться, так легко и просто, а что самое главное – так глупо. Хотя глупо отрицать то, что мужчина несколько раз порывался броситься за своей возлюбленной, догнать её, заключить в объятья и признать свою неправоту, извиниться, сказать о том, как сильно он любит её и пообещать никогда более не сомневаться, но…  Призрачное сомнение все же оставалось жить в нем и точить сердце, назойливый червь, порождённый ревностью не желал отступать так легко, но теперь он решил задеть еще и чувство гордости и нежелание сдаваться так быстро и признавать собственную неправоту, да и зачем? Гораздо же легче сохранять позицию оскорблённых чувств, чем перешагнуть через чувство мужского достоинства и вновь быть счастливым…