Muhteşem Yüzyıl. Aşk-ı Derûn

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Muhteşem Yüzyıl. Aşk-ı Derûn » Часть истории » Do or die!


Do or die!

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

http://31.media.tumblr.com/59dfb1b74c5567d20e2ca22db6f5af57/tumblr_mtj6rtAWga1rc2hr9o4_250.gifhttp://25.media.tumblr.com/8897d4fe1ae73045e2ce7a6458af65d2/tumblr_mtj6rtAWga1rc2hr9o2_250.gif

1. Участники
Михримах и Рустем.

2. Дата и место
Первые месяцы после свадьбы; по дороге к дому.

3. Описание сюжета
Михримах еще вздрагивает от того, что муж рядом. Рустем же старается как-то заинтересовать собой султаншу, но по ее реакции он мало понимает, получается ли это у него. Зато ревновать у него выходит превосходно! Едва заметив Михримах в компании Малкочоглу, он чуть не набрасывается на бея. Конечно же, супруге подобное не нравится и всю дорогу в карете она высказывает ему, подвергая сомнениям все его заверения в любви, о заботе и тд и тп. Внезапно карета резко останавливается, и лязг мечей не оставляет сомнения, что на них напали. Небольшая шайка разбойников (подосланная Шах-Султан? или нет?) пытается теснить охрану. Рустем не желает покидать супругу и подвергать ее опасности. Но Михримах, разгоряченная их первым крупным скандалом, воспринимает это по-своему.
"Ты говорил, что готов умереть за меня, а сидишь здесь! Иди и докажи мне это!"

Отредактировано Rustem Pasa (06.12.2013 17:42)

+1

2

Карета медленно ехала по направлению к дому. Дорога проходила очень бурно - не менее бурно, чем ссора, которая вспыхнула и разгоралась еще больше. Рустем еле сдерживался и старался вернуть себе обычное спокойствие. Ну куда там! Его рассудительность и рационализм пропадали в обществе супруги. Михримах и сама не подозревала, какое влияние на него имела. Стоило ей улыбнуться, и на его лице появлялась улыбка. Стоило ей нахмуриться, и вот он уже далеко не в лучшем настроении. Но теперь, когда она наконец была его, к этому прибавилось новое обостренное чувство: ревность! Ранее, не испытывая подобного, он не мог даже подумать, что когда-нибудь сможет так сильно любить и так люто ревновать!
Надо как-то успокоиться, а то я снова сорвусь.
Он медленно вздыхает, пытаясь на миг задержать быстрое биение своего сердца. Тогда, выходя в сад дворца Повелителя, он увидел свою жену в компании Малкочоглу. С того момента свет перед глазами будто померк. Ревность душила, затмевая разум, заставляя его сердце сжиматься от ярости и гнева. Он сам не помнил, как оказался рядом, как сверкнул глазами на бея, как сказал несколько колких слов. Еще бы немного, и драки было бы не избежать. Но Михримах остудила его пыл, схватила за руку, чуть встряхнув. Взор прояснился. Бея рядом уже не было. Зато была супруга, которая была в ярости и не стала долго ждать, чтобы обрушить свой гнев на него. Нет, Рустем доверял своей жене: она никогда себе не позволит неподобающего поведения. Но... но видеть, какими глазами она смотрит на другого мужчину - это было выше его сил!
Чем он лучше меня? Чем? Он никогда не будет ее любить так, как я! Он никогда не бросит мир к ее ногам! Он не готов ради нее умереть! Она никогда не будет у него единственной! И вообще у него обвислые усы и грязная одежда!
Паша снова вздыхает. Ему и правда не стоило так срываться, так показывать свою неуверенность. Он отдал бы все на свете, чтобы ее глаза также лучились теплом, когда она смотрит на него. И от этого делалось по-настоящему жутко: ведь такое вряд ли наступит, как бы он не хотел и не пытался. Нет, Рустем вовсе не собирался опускать руки. Однако разве можно раз за разом терпеть такие пытки? Ревность снова протянула к нему свою руку, сжимая сердце.
-Я еще раз прошу прощения за свою несдержанность, Госпожа, - он старается говорить как можно спокойнее, усмиряя вулкан страстей, что бушует у него внутри. Ему не следовало обижать ее своим недоверием - Михримах такого точно не заслуживала. Он ведь знал, что она шла за него не по доброй воле и что она его не любила. Так зачем же теперь все эти сцены, если он понимал, на что шел? Но тогда понимание было одно, а реальность - совсем другая. В этой реальности он не смог сдержать себя, не смог пропустить все мимо, не смог призвать разум себе на помощь, полностью отдаваясь эмоциям.
О, Аллах, как же все это сложно!
Рустем поворачивается к супруге, стараясь не смотреть ей в глаза, чтобы не видеть в них ненависти и укора - такого он точно не переживет.
-Я не хочу, чтобы Вы сомневались в моих чувствах к Вам и отношении, - его голос прозвучал очень тихо, словно любым словом или звуком он боялся разбить их хрупкий мир. Хотя, кажется, он это уже попытался сделать сегодня, когда в порыве ревности чуть не накинулся на бея.

+2

3

Михримах с трудом верилось, что она навсегда рассталась со своей прошлой жизнью и с тем, что составляло её содержание. Казалось, листок с её жизнеописанием случайно выпал из рук Провидения, его унёс ветер и опустил в костёр, который безжалостно поглотил трепещущий хрустящий свиток. В какой-то момент река Жизнь, волны которой качали парусник с жестоким именем "Судьба", изменила своему привычному течению, остановилась и продолжила путь в совершенно другом направлении... События стремительно сменяли друг друга, так что султанша едва поспевала осознавать их результаты и своё участие в творчестве собственной будущности. Хитроумное Провидение предусмотрело для каждого человека запасной лист и свежие чернила, которые припасло на всякий непредвиденный случай. Обнаружив пропажу, оно принялось переписывать жизнеописание луноликой госпожи, диктуя его по памяти своим скорописцам. Но, видно, они по неосторожности допустили ошибку и, не подозревая об этом, перевернули жизнь Михримах Султан так же легко, как переворачивают песочные часы.
   Кто бы мог подумать, что на плечи султанши, как ноябрьский снег, упадёт столько изменений. Несколько месяцев после свадьбы опустились в бездну безвременья, но Михримах до сих пор не привыкла ни к разлуке с Валиде, Повелителем и братьями, пускай и весьма легко преодолимой, ни к мужу, который неотступно шёл рядом, ни, тем более, к мысли о том, что её безоблачные мечты не осуществятся никогда.  Она каждый раз вздрагивала, когда Рустем-паша нежно касался её плеч, ласково проводил рукой от щеки до подбородка, будто по всему телу в эти моменты пробегал тревожный импульс. Его прикосновения заставляли сердце мучительно трепетать; на щеках выступал бархатный румянец смущения. Однако волнение, определенное этими признаками, не было проявлением романтической застенчивости влюбленной души; оно было вызвано страхом. Страхом, природа которого заключалась в эфемерной ответственности перед прошлым, перед неровным дыханием его грёз, которые, оставшись за спиной, преследовали настоящее и ожесточенно сдерживали жаждущее свободы сердце, внушая ему, что светлых чувств уже не будет. Михримах закрыла своё сердце, будто признавая вину перед своими чувствами, которыми пришлось пренебречь, и уверив себя в том, что полюбить снова будет преступлением по отношению к той любви, чьи угольки уже дотлевали и совсем скоро превратятся в горку серого пепла.
   Султанша не могла так легко отпустить Бали-бея; и, хотя прекратила следить за ним, не перестала интересоваться его делами. Всякий раз при встречах с хранителем покоев, ставших редкими и абсолютно случайными, Михримах пыталась понять, изменилось ли его отношение к ней и... её к нему. Она скоро поняла, что Малкочоглу по-прежнему не видит в ней никого, кроме единственной дочери падишаха и Хюррем Султан, он по-прежнему питает к ней единственное чувство глубокого уважения и, вероятно, не перестал считать  девочкой. Вместе с тем султанша обнаружила, что её чувство к Бали-бею стало постепенно остывать; оно почти не греет, но всё еще излучает свет, который отражается в её изумрудных глазах.
   Сегодня Михримах Султан, истосковавшись, навещала родной дворец. Она желала избежать встречи с Малкочоглу и молила об этом Всевышнего. Её сердце чуть-чуть успокоилось, и ни к чему было его напрасно тревожить. Однако молитва, очевидно, не достигла Небес, и встреча состоялась. Хранитель покоев приветствовал султаншу в придворцовом саду, где наблюдал за тренирующимися шехзаде. Михримах, несмотря на своё недавнее нежелание пересекаться с беем, охотно с ним разговаривала, при этом неподдельно улыбаясь. Однако непринуждённой беседе скоро помешало появление Рустема, которого одна мысль о Бали-бее приводила в бешенство. Он без прелюдий обрушился на хранителя покоев пламенной тирадой, продиктованной жгучей ревностью. Михримах не могла выносить вспышек беспочвенного беспокойства мужа и принимала их на свой счёт, нежели объекта его горячности. Она расценивала это как недоверие к себе и потому реагировала особенно остро. Султанша немедленно осадила пашу и, поддавшись исступлению, напомнила о том, что стала его супругой не по своей воле, что в её власти разорвать весьма непрочные узы, скрепившие их, и потому ему не пристало вести себя подобным образом.
   Михримах прощалась с Валиде и Повелителем и садилась в карету с явственным ощущением тяжелого осадка в груди. Ему вторили грузные сероватые облака, которые, казалось, с трудом оторвались от горизонта и повисли над ним, готовые разлиться по земле холодным дождём. Зарево пожара в глазах султанши побледнело, взгляд стал пасмурным, как небо, догоняющее карету, и вот-вот побежали бы по щекам горячие ручейки, но Михримах всеми силами старается обуздать обиду.
  - Вы только что продемонстрировали свои чувства, паша. Достаточно,  - резко отозвалась Михримах на слова супруга, - Ваши действия более убедительны, чем слова.
Султанша пристально вглядывалась в Рустема, будто пытаясь увидеть что-то, что могло бы послужить оправданием. Но как она ни старалась, объяснение находилось одно: самолюбие и чувство собственности.

+2

4

Рустем никогда не думал, что все будет происходить именно так. Но светлое чувство, посетившее его, целиком и полностью завладело им. Разум отказывался подчиняться, а сердце билось все быстрее и чаще. Да, он пытался обуздать себя, не напугать супругу своим пылом и страстью. И у него это даже получалось, но вот с ревностью было намного сложнее. Он здесь не помнил себя и загорался, будто фитиль от пороховой бочки. Сегодня был как раз тот случай. Он не сдержался и сорвался, забыв обо всем на свете. Внутри душила ревность и злость, руки сжимались в кулаки. Ему хотелось убить Малкочоглу на месте, чтобы Михримах никогда больше на него так не смотрела!
Все старания месяцев насмарку за пять минут!
Он скрипнул зубами в бессильной злобе. Но он не злился на супругу, нет. Он бы не посмел - никогда и ни за что. Паша злился на себя, что не смог сдержаться, что так остро реагировал. Он злился на бея, который то и дело возникал на пути Михримах. Нет, он не мог на нее злиться - он слишком сильно ее любил. Вот и сейчас, едва супруга заговорила, по сердцу будто полоснули ножом.
Она меня ненавидит...
Рустем устало приложил пальцы к вискам. Головная боль прорезалась так некстати - ему сейчас как никогда нужна ясность ума.
-Моя Госпожа, вы неверно истолковали мой поступок, - он все еще не смотрит ей в глаза. Оказывается, даже он умеет бояться! Но какими словами можно объяснить то, что он сотворил? Паша слишком себя хорошо знал и не питал ненужных иллюзий на свой счет. Если он снова увидит супругу рядом с беем, то ситуация повториться. Он не мог гарантировать, что сможет сдержаться, что ревность не возьмет над ним верх. -Султанша, я прекрасно помню свое место. Я помню, что Вы не собирались выходить за меня. Я пытался и пытаюсь сделать так, чтобы Вы не разочаровались во мне, не стали отворачиваться от меня. Да, я не самый идеальный человек на свете, но никто... никто не любит Вас больше, чем я, - говорить крайне тяжело. Плести интриги намного легче, но Рустем понимает, что нужно объясниться. Эти недомолвки лишь усугубят и без того не простую ситуацию. -Моя ревность... я понимаю, что не должен ее проявлять. Вы выше этого и никогда бы не позволили себе чего-то неподобающего. Я это знаю, Госпожа, но... но я не могу его видеть рядом с Вами, - и вот в глаза паши горят огни ревности и ярости. Если бы Малкочоглу был бы перед ним, то он бы его растерзал. Признание дается тяжело, и Рустем судорожно переводит дыхание, чтобы восстановить свое былое спокойствие. -Возможно, Вам покажется это смешным и глупым... так наверняка и есть... но... этот наглый бей посмел украсть Ваше сердце и... - дальнейшему признанию помешали какие-то посторонние звуки. Только сейчас он заметил, что карета остановилась и почему-то не двигается дальше. Рустем нахмурился и прислушался. Где-то рядом кто-то вскрикнул, а затем послышался такой характерный свист стрелы. Он побывал на многих воинах и узнавал такой звук сразу же. Лязг мечей не оставил сомнения: на них напали. Паша дернулся, положив руку на эфес меча, и повернулся к супруге. Он не боялся за себя - он сможет справиться. Он боялся за нее - он должен быть рядом, чтобы с его Михримах ничего не случилось. Иначе ему просто не за чем будет жить. -Не волнуйтесь, Султанша: я останусь с Вами и не дам никому Вас тронуть, - шум битвы разгорался где-то неподалеку, а Рустем никак не мог отвести взора от супруги. И думал он сейчас вовсе не о том, что его жизни угрожает опасность (ведь пришли-то наверняка за ним - кто посмеет тронуть дочь султана?). Он смотрел на нее и думал, что хотел бы умереть рядом с ней. Не на войне, как ему казалось ранее, в его молодости, когда он прошел первую кампанию. Когда все было так легко и так глупо. Когда ему нечего было терять, кроме его никому не нужной жизни. Теперь, наверное, его жизнь чуть более ценна, но она все равно не имеет значения: главное, чтобы она оставалась с ним рядом.

+1

5

Карета продолжала свое привычное размеренное движение, в то время как эмоции, которые испытывала Михримах и которые находили отражение в ее глазах и остальных прелестях красивого лица, изменялись молниеносно. Вся полыхая гневом, султанша с трудом переводила дыхание. Под колесами и лошадиными копытами хрустели засахаренные ночным морозом листья.
   Михримах замолчала и позволила мужу оправдаться. Он говорил горячо и искренне, так что гнев султанши сменился смешанным чувством, которое можно было принять за щемящее чувство вины. Разве не испытывала она того, что испытывает Рустем каждый раз, когда замечает ее в компании другого мужчины (особенно если этот мужчина  - Малкочоглу Бали-бей)? Разве не она клялась несколько месяцев назад собственноручно отправить Айбиге Хатун безвозвратно на родину? Это она, Михримах, питала жгучую, горчащую от безнадежности ненависть к крымской принцессе за то, что она, а не султанша, оказалась милой сердцу Бали-бея. Ее оскорбленное чувство, затмевая смысл, диктовало гневные речи, которые заглушали стенания души. Теперь, когда это чувство практически сошло на нет, Михримах почти забыла, что может сделать с человеком ревность. Слова Рустема возымели действие, и, возможно, оно оказалось бы более длительным, если бы не брошенные вслед сказанным слова.
   - Если Бали-бей украл мое сердце, то Вы, паша, украли мое счастье, разбили мои мечты и надежды как порожний сосуд. Кто из вас совершил большее злодеяние? - выпалила султанша, но тотчас, почему-то, пожалела о своих словах и отвернулась, не в силах выносить взгляд супруга.
   Вдруг карета резко остановилась, и султанша несколько подалась вперед и в тот же миг откинулась назад. Послышалось нервное конское ржание и тревожное фырканье, лязг сбруи и... мечей. Страх остудил гнев, который, однако, скоро воспрял с новой силой. Султанша побледнела.
   - Что это? - борясь с самыми страшными предположениями, которые не замедлили возникнуть в ее голове, прошептала Михримах. Однако ответ был очевиден, о чем говорило смятение, происходящее на улице, и взгляд Рустема-паши, обращенный к супруге.
   - Вы собираетесь отсиживаться и ждать, когда убьют стражу, а затем и нас?! - неистово негодовала султанша, которая снова усомнилась в правдивости недавно сказанных Рустемом слов.
   - Вы так просто позволите разбойникам совершить то, за чем они пришли? О какой любви Вы говорили...
Сердце Михримах гулко забилось в груди. Султанша ожидала от мужа решительных действий.

+1

6

Рустем уже успел сто раз пожалеть, что показал свою ревность. Но в тот момент он никак не мог остановиться. Хорошо еще, что не дошло до драки: не хватало еще Повелителю быть в курсе его ревности, наблюдая поединок прямо перед своим дворцом. Как оказалось, намного хуже поединка было это объяснение, когда паша пытался вымолить прощения у своей супруги. Он пытался сказать, что было у него на сердце в тот момент, но слова шли явно не те. Объяснение было каким-то косноязычным и в полной мере не отражало его чувств. Скорее лишь усугубило и без того неприятных момент.
Ответные слова, брошенные Михримах ему в лицо, попали точно в цель. Рустем почувствовал, что пропустил удар в самое сердце. На мгновение он перестал дышать, пытаясь как-то осознать услышанное для себя.
Украл счастье. Разбил мечты и надежды.
Слова султанши эхом звучали в его голове. Сердце сжалось, будто тисками. Паша поднял голову и посмотрел на Михримах, но та уже отвернулась от него. Еще один пропущенный удар, когда остальная часть его сбивчивого монолога застряла в горле. Что ему ответить на такое? Просить прощения, что он настолько ее любил, что не мог без нее жить и наплевал на все на свете? Вряд ли ей нужны его слова, ровно как и он сам.
-Я, - паша глухо откликнулся в ответ на ее вопрос. Султанша была целиком и полностью права. В этот момент Рустем осознал, что никакого счастливого конца в его личной сказке не будет. И эта горечь от разбившихся надежды сжала горло.
Я дам ей свободу.
Шальная мысль мелькнула яркой стрелой, перечеркивая его честолюбивые карьерные планы и собственные мечты о счастье. Но мысль так и осталась невысказанной, ибо карета вдруг резко остановилась, донеся до них звуки битвы.
Султанша явно напугана. Она смотрит на него и снова хлесткие слова срываются с ее язычка. Рустем медленно поворачивается к ней. В своем гневе она еще прекраснее, но он ей этого не скажет. Не теперь, после всего. Что еще он может сказать? Кажется, уже ничего. Разве что только сделать...
-С Вами все будет в порядке, Госпожа, - с этими словами паша поднимается с места, резким движением открывает дверь кареты и выходит из нее на морозных воздух. Несколько жадных вздохов и беглый взгляд по сторонам. Кажется, они уже понесли потери: нападающих слишком много. В закрытую дверцу кареты неподалеку от его лица вонзаются несколько стрел. Лучники тоже  здесь, что уже хуже. -Доставить Госпожу домой и поднять охрану по тревоге! - разносится его громкий приказ, и несколько солдат уже бегут с поля боя обратно к карете. Его никто не посмел ослушаться, и вот уже карета движется дальше в сопровождении трех всадников. Рустем провожает ее грустным взглядом, на мгновение прикрыв глаза, словно пытаясь отпустить от себя свое личное наваждение.
-Паша! - предупреждающий окрик откуда-то сбоку. Рустем разворачивается, на ходу доставая меч и успев режущим ударом распороть нападавшему живот. Конечно же лица всех разбойников скрывают маски - он и не ожидал другого. Главное - не дать им преследовать карету, хотя никто и не рвется этого делать. Видимо, и правда ждали именно его. Что ж, так и правда будет лучше. Лучше для НЕЕ, что она избавится от неугодного и нелюбимого мужа чужими руками. Рядом слышится сдавленный хрип, и кто-то из охраны падает к его ногам, держась за горло, из которого торчит стрела. Это выводит его из того оцепенения, в котором он прибывает до сих пор после слов султанши. И паша точно не сдастся просто так - несмотря ни на что! Увернувшись от занесенного клинка, он выворачивает нападавшему руку и перерезает горло. Минус один. Рустем не бежит от драки, а идет прямо в ее эпицентр. Его лицо непроницаемо, а глаза горят каким-то лихорадочным огнем.
Михримах.
Снова разворот вокруг своей оси и рубящий удар наотмашь. Где-то рядом пролетает стрела, но он ее не замечает, продолжая наступать.
Михримах.
Навязчивая мысль пульсирует в голове, пока он отбивается от двух мечников, успевая при этом свернуть одному из них шею и перехватить его оружие. Теперь у него в каждой руке по мечу, что серьезно уменьшает шансы нападающих на успех.
Михримах.
Удар, блок, удар вторым мечом, голова катится с плеч. Охрана что-то ему кричит, но он не вслушивается в их слова, пропуская их мимо ушей ничего не значащим фоном. Мир вдруг потерял свое значение, сжимаясь до размеров маленькой кареты, где произошел их тяжелый разговор.
Михримах.
Пронзительный свист и будто резкий тычок в бок. Рустем дернулся назад, но устоял на ногах. Он медленно опускает голову, смотря, как из его левого бока торчит стрела. Кажется, он забыл про лучника, чего не следовало делать. Когда он снова поднимает голову, то видит перед собой перекошенное от ужаса лицо охранника, спешащего к нему. А дальше спину пронзает боль. Паша выгибается дугой, вскрикивая и падая на колени. Мир перед глазами начинает темнеть, сливаясь в один сплошной бледный фон, через который не доносятся даже звуки. Он тяжело дышит, ощущая металлический привкус собственной крови во рту. Рядом внезапно оказывается вовсе не охранник, а маленькая черноволосая девочка. Она с беспокойством смотрит на него и протягивает ему свою руку.
-Вставай, Борис, вставай! - эти слова и его бывшее имя, произнесенные по-хорватски, заставляют его вздрогнуть. Дурнота отступает, а силуэт девочки будто растворяется в воздухе. Рустем, сцепив зубы, резко разворачивается, так и не поднимаясь с колен. Спину пронзает дикая боль, но это ничего. Главное, что он успел вонзить свой меч в живот врага за секунду до того, как тот своим занесенным мечом готовился отрубить ему голову.
-Не добивать всех! Мне нужен кто-то живой для допроса! - кажется, к паше вернулось чувство реальности после такой эмоциональной встряски. Он медленно поднимается с колен, чувствуя, как ноги его держат отчего-то плохо. Рядом двое из охраны связывают пресловутого лучника. Трупы врагов и защитников, запах крови на морозном воздухе. Пошатываясь, Рустем ловит кого-то из охраны. -Скачи... узнай, как Госпожа добралась до дома! - отдав приказ, он тяжело опирается на свой меч и взглядом, не предвещающим ничего хорошо, смотрит на лучника. -А вот теперь мы поговорим...!

Отредактировано Rustem Pasa (10.12.2013 15:17)

+2

7

Михримах не сразу осознала, что произошло, когда карета, немного подскочив и покачнувшись, снова тронулась. В совсем еще свежей памяти были явственны слова, которые она в сердцах сказала мужу и которыми она обрекала его, должно быть, на верную смерть. Не так остры вражеские клинки и мечи и ядовиты стрелы, как ничуть не дрогнувший, не сорвавшийся на надрывной ноте, голос султанши, которым она произнесла страшные в своей жестокости слова. Ветер, раздувающий пламя в груди Михримах, утих, разум прояснился, и султанша почувствовала, как в горле образуется непроглатываемый ком, будто чья-то невидимая железная рука крепко обняла шею. Михримах прижала ладонь к ключице, пытаясь унять тревожно волнующееся сердце, однако это не дало никаких результатов. Душу пронзала колющая боль, словно она оказалась заключена в терновый обруч.
   Карета продолжала свой путь, всё больше удаляясь от места происшествия, но султанша всё еще слышала звонкий лязг мечей, которые одним этим звуком полосовали тело, дрожащий свист стрелы, ожесточённые возгласы воинов; ей казалось, что она слышит, как трещит, растягиваясь, эластичная тетива лука, и все эти звуки вдруг тонут в воздухе, слабо отражаясь эхом.
   "Неужели ты можешь быть так жестока, Михримах? - султанша пугается собственной горячности. Паши нет в карете, но она будто ощущает его присутствие, и не поднимает глаза, которые бездумно смотрят на скрещённые ладони, бессильно упавшие на колени. Михримах не знает, сколько прошло времени: минута, час...; не ощущает расстояния: полмили, миля ли... Она не чувствует облегчения, напротив, на её плечи вдруг упало целое небо, и оно вовсе не воздушное, а тяжёлое, как монолитный свинец. Султанша только сейчас понимает смысл сказанных Рустемом слов и погружается в их глубину. Он всегда был готов умереть за неё, но готова ли Михримах перенести такую жертву? Она с ужасом представляет, как по приезде домой обнаруживает агу, который беспристрастно докладывает ей, что паша убит в бою с разбойниками. Исполнив приказ, ага удаляется, отвесив короткий поклон и, забыв про "да упокоет Аллах его душу", ласково поглаживает темный бренчащий мешочек за пазухой. Султанша остаётся одна в тёмных покоях с пустой кроватью под балдахином. Она не испытывает той грешной, с трудом скрываемой радости, которую познала, узнав накануне свадьбы, что её нежеланный жених пал жертвой искусного покушения. Она чувствует гнетущее опустошение, которое пронизывает всё её тело, заставляет подкоситься ноги и опуститься без сил на софу, сияющую приглушенным блеском в свете погребальных свечей в высоких канделябрах. Эта навязываемая воображением мысль застаёт Михримах Султан врасплох; она закрыла лицо руками и прерывисто вздохнула.
  "...никто... никто не любит Вас больше, чем я..." - вспоминает султанша, и к ней возвращается черное непроглядное чувство вины перед мужем. Она понимает, что призрачные надежды на счастье с Малкочоглу разбил не Рустем, а она сама, построив пирамиду из иллюзий и сорвавшись с её вершины. Бали-бей никогда не любил её, даже не попускал подобной мысли, относясь как к капризному ребенку, сочинившему свою сказку и отчаянно пытающемуся затянуть его в неё. Он по-прежнему смотрит на неё с доброй усмешкой, с которой смотрел десять лет назад. Ташлыджалы так легко отказался от неё, оставив после себя несколько стихов в памяти, которые, впрочем, скоро превратятся в пыль и выветрятся навсегда или потускнеют со временем как чернила на белой бумаге, залоснятся, как старая тетрадь. Нет, никто еще не украл её сердца, вот оно, резво бьётся в беспокойной груди, как отчаявшаяся вновь обрести свободу птица в золотой клетке.
    - Поворачивайте назад! - властно приказывает Михримах, выпрямившись. Она встречает негодование со стороны сопровождающих карету, но повторяет свой приказ. Султанша не может допустить, чтобы её руки обагрила кровь супруга, даже если внешне они останутся чистыми. Что она сможет сделать против группы вооружённых с головы до ног головорезов? Ничего, она просто будет рядом, не поддастся страху и не внемлет голосу своего гнева.
   Экипаж останавливается. Это времени хватает, чтобы глубоко вздохнуть и убедиться в правильности своего решения. Медленно очертив на земле дугу, карета, подбадриваемая глухим конским ржанием, разворачивается. Время тянется, как свежая смола, и Михримах этим тяготится. Её преследует страх, но уже не эгоистичный страх за свою жизнь, а за жизнь мужа. Она не простит его, если найдёт убитым, не простит себя за то, что толкнула его на это, своими руками толкнула в пропасть. Звуков, недавно тревожащих слух Михримах и её память, больше не слышно. Карета становится неподвижной, и султанша, не дожидаясь, пока кто-то из всадников откроет дверь, выходит на улицу. Прохладный воздух доносит резкий запах крови, который вызывает легкое головокружение. Однако тотчас Михримах приходит в себя и совершенно ясно различает окровавленные трупы, лежащие на холодной земле навзничь, обагрённые мечи и стрелы, поблескивающие металлическим наконечником. Султанша только сейчас замечает, как замёрзли её пальцы, сгибающиеся не без труда. Но она не придаёт этому значению и нервно оглядывается по сторонам, пока не останавливает взгляд на фигуре Рустема-паши.
   - Слава Аллаху! - неслышно выдыхает Михримах Султан, чувствуя, как её тело становится тяжёлым от накатившего бессилия. Но она твёрдо стоит на ногах, она это ощущает, чего нельзя сказать о паше. Михримах    понимает, что он ранен; на мгновение пространство вокруг затягивается багряной полупрозрачной плёнкой, но это вскоре проходит.
   - Рустем... - севшим голосом произносит Михримах. Она остаётся неподвижной, словно парализованной ужасом, охватившем её при виде поля боя.

+2

8

Рустем тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. Нет, сейчас он не испытывал никакого "великого вдохновения битвы", как ранее иногда бывало в различных кампаниях. Пожалуй, он даже слабо осознавал, что делает: мышцы повторяли все на автомате, ибо его мысли были сейчас далеко.
Кажется, все было зря. Совсем зря. Ради себя я принес на алтарь ее жертву. Но ведь должно быть иначе, в чем я ей клялся столько раз.
Поток его мыслей обрывает стрела, принося с собой отрезвляющую боль. Не о том сейчас думает паша - ой не о том. И, словно в подтверждение его слов, косой удар по спине довершает его прозрение. Если бы такое случилось в самом начале боя, то вряд ли бы Рустем его пережил. По спине течет что-то липкое и горячее, сковывая мышцы будто цепью. Он трясет головой, пытаясь прогнать дурноту и встать на ноги. Финальный удар довершает дело, и вот противник валится рядом с ним на землю. Паша криво усмехается, смотря на его труп рядом. По идее, здесь должен был бы лежать он. Но нет, Аллах не оставил его и в этот час. Хотя, наверное, зря: все рухнуло за мгновение до битвы. И вряд ли ему удастся склеить эти осколки. Да и ради чего? Чтобы и дальше портить своей супруге жизнь одним фактом своего существования?
Михримах.
Рустем морщится, сглатывает и кое-как поднимается на ноги. Никто не должен видеть его слабость, да и он себе не позволит такого. Стоять до конца и держаться изо всех сил - вот его девизы по жизни. И он всегда поднимался с колен, но теперь паша почему-то так в этом не был уверен.
-Кто тебя нанял? Говори! - пока охранник держал пленного, второй приставил нож к его горлу. Рустем не собирался церемониться с теми, кто посмел напасть на его карету. Тем более, что там ехала его жена, и она могла пострадать! От одной такой мысли сердце сжималось, а глаза наливались кровью. Паша был готов растерзать любого голыми руками, если бы такое произошло. -Я не слышу твоего ответа, - в ответ на его голос охранник надавливает лезвие на горло. Тонкий порез и тонкая полоска крови, которой может быть намного больше.
-Я... я не знаю... нам сказали... что везут золото... - заикающийся запуганный голос. Лучник, дрожащий, как осиновый лист на ветру.
-Кто сказал? - вкрадчиво спросил Рустем, а охранник вновь надавил ножом на горло.
-Не... не... знаю... в порту... - этот ответ сопровождался уже водопадом слез, что паша презрительно поморщился. Нападать из темноты храбрыми были все, а как держать ответ за свои действия - так уже нет? И эти мольбы о пощаде... с этим явно обратились не по адресу. Рустем считал, что хороший враг - это мертвый враг. Собственно, он это и продемонстрировал, когда допрос закончился ничем: лучник сказал все, что знал. Им не повезло схватить мелкую пешку, убив перед этим главаря. Но кто же знал, кто скрывается под маской!
-Ты совершил большую ошибку. Слишком большую для своей мелочной жизни, - паша едва заметно поморщился и покачал головой. Его темные глаза полыхнули, обещая лучнику все круги ада. Никто не смел даже подумать о том, чтобы причинить вред его Госпоже! Рука сжала меч еще крепче, лезвие рассекает воздух, и голова лучника катится с плеч. Ни один мускул не дрогнул на лице паши в тот момент. Но, едва все закончилось, на плечи навалилась огромная усталость. Он пошатнулся, но устоял. Стрела все еще торчала из его бока, и Рустем нахмурился, осторожно прикасаясь к ране и пытаясь прощупать, что за наконечник у нее. Про яд он пока не думал: надо сначала вытащить ее и как-то остановить кровь. И еще спина, но там наверняка царапина, хотя кровит и болит ужасно.
Кажется, гладкая. Повезло.
Он облизал губы и глубоко вздохнул. Обхватив стрелу покрепче, он с силой дернул ее, чувствуя, как наконечник выходит из раны наружу. С его губ сорвался сдавленный хрип, и Рустем пошатнулся. Голова мигом закружилась, а из раны полилась кровь. Охрана бросилась к нему, стараясь удержать его на ногах.
-Я в порядке. Не надо. Лошадь мне найдите - мне надо домой, - он снимает с головы тюрбан и прикладывает мягкую ткань к ране. Это хотя бы поможет остановить кровь хотя бы на время, но все же стоит вызвать лекаря. Или не вызвать? Крамольная мысль так решить все свои проблемы на мгновение промелькнула в его голове и тут же пропала. Нет, это был бы слишком простой выход для него, а ведь с самого детства хорват Борис не искал легких путей! Где-то рядом слышится стук копыт. Охрана вернулась так быстро с подмогой? Это хорошо. Это значит, что султанша добралась до дома без приключений.
-Рустем... - этот голос он бы узнал из тысячи, несмотря на то, что говорил он так тихо. Паша вздрогнул и медленно обернулся. Его взору предстояла охрана вокруг кареты, и супруга, которая стояла и смотрела на весь этот ужас глазами, полными страха. Сердце забилось в груди все быстрее и быстрее.
-Михри... кхм... Госпожа, что Вы тут делаете? - от волнения он едва не забылся и едва не назвал ее по имени. Нет, он не может произнести это вслух - только в своих мыслях. Но что она тут делает? Она же должна быть... При мысли, что карету могли перехватить, его прошиб холодный пот. Паша нахмурился и посмотрел на охрану. -Я приказал доставить Госпожу домой! Кто посмел...? - окончание вопроса потонуло в его кашле. Во рту снова этот слегка солоноватый привкус крови, которую Рустем сплюнул на землю. Он делает несколько шагов по направлению к ней, стараясь идти прямо и ровно. Как будто ничего не было, как будто все в порядке и все как всегда. Он замечает ее бледность, ее страх и ужас, видит, насколько она продрогла и от холода, и от всего вокруг. И Рустем понимает, что никогда не сможет ее покинуть. Пусть он ей не нужен, и она его ненавидит. Он навсегда готов стать ее рабом, ничего не прося взамен.
Михримах.
Он едва заметно морщится и поднимает голову, смотря на нее. Почему она здесь? Зачем вернулась? Эти вопросы то и дело возникают в его голове, и паша теряется в догадках о причинах такого странного поступка.
-Госпожа, Вам не следовало возвращаться - это слишком опасно для Вас, - еще несколько таких тяжелых для него шагов, и вот Рустем уже совсем близко. -Госпожа, Вы замерзнете и заболеете так, - он хмурится, смотря, в каком она состоянии. Надо стянуть с себя кафтан и накрыть ее плечи, чтобы она окончательно не продрогла. Первое же движение заставляет спину напомнить о себе. Паша крепко сцепил зубы, чтобы не застонать. Мир кружится перед глазами с поразительной быстротой. Он судорожно вздыхает и оставляет свои попытки. Ему хочется ее обнять и успокоить, но он не уверен, что она его не оттолкнет. -Вам нечего бояться, Султанша: пока я жив, Вас никто не посмеет тронуть хоть пальцем, - он все же доказал то, что говорил, что она от него требовала. Бесконечная усталость и боль разливаются по телу. Если он тут так и будет дальше стоять, то ничем хорошим это не закончится. -Поехали домой, Госпожа: Вам нужно отдохнуть и согреться, - он провожает супругу обратно в карету, кивает охране, чтобы следовала за ними и сам снова усаживается на удобное сидение, осторожно пристраивая свою спину и стараясь не стонать и не морщиться. Он весь в крови - своей и чужой - и даже не знаешь, чьей тут больше. Паша устало выдыхает и смотрит на жену. Ему показалось или она и правда дрожит? Сердце рвется на части: он не может смотреть, когда ей плохо.
Если я переживу сегодняшний день, то точно буду жить вечно!
Рустем тяжело вздыхает и улыбается ей. Как будто не было его сцены ревности в саду дворца. Как будто стерлись ее такие жестокие слова, сказанные в этой карете. Как будто на них никто не нападал, и он весь перемазан соусом, а не кровью.
-Иди-ка сюда, - паша переходит на "ты", прекрасно понимая, что ему за это может высказать супруга. Но сейчас ему отчего-то все равно. И эта легкость придает ему сил, когда он обнимает ее своей рукой, тихо шипя от боли, и прижимает ее к здоровому боку покрепче. -Все хорошо, моя красавица, все хорошо. Не бойся ничего - все уже позади. Скоро мы уже будем дома, где тебе приготовят хамам, чтобы ты согрелась, - он целует ее в висок и снова улыбается. Легкости в теле становится еще больше, что даже притупляет боль. -А потом, когда ты согреешься и поешь, тебе стоит отдохнуть, а то слишком много сегодня за день произошло. Слишком много для тебя, моя красавица, - паша хмурится, чувствуя, как в ушах нарастает какой-то звон, а картинка перед глазами уже расплывается. -Ты очень красивая, моя Михримах. Самая красивая, и я слишком тебя люблю, чтобы делать такой несчастной. Прости... - Рустем запрокидывает голову, тяжело дыша. Глаза закрываются сами собой, и он проваливается в спасительную темноту, где нет этой боли - ни физической, ни душевной.

Отредактировано Rustem Pasa (10.12.2013 23:05)

+1


Вы здесь » Muhteşem Yüzyıl. Aşk-ı Derûn » Часть истории » Do or die!


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно