Все тяготы сомнений и мрачных мыслей о брате на время отступили прочь перед неожиданностью и, следом наступившей радостью, от приятной встречи с сестрой и племянницей. И Эсмахан, и Фатьма, кажется, эту радость разделили, тепло поприветствовав ее и, почти в унисон пригласив присоединиться ее к ним, в чем Хатидже, в свою очередь, отказать не могла и, в общем-то не желала.
- Всевышний снова даровал мне свою милость, - в ответ Эсмахан, Хатидже снова улыбается. На этот раз сдержанно и спокойно: будто боится спугнуть или развеять свое счастье и снова оказаться в том страшном кошмаре, котором она жила. Одной ведь только ей ведомо, что пришлось ей пережить за эти годы: только ей ведома вся боль, которую она испытала, только ей известно, какие горести и страдания она вынесла и насколько тяжела была эта ноша. Она была уверена: не было спасения от того горя, что постигло ее, не было лекарства что излечило бы ее измученную душу; ни свет солнца, ни луны не осветили бы больше ее путь, оставив блуждать ее в бесконечной мгле; сияние тысячей звезд не сумели бы вновь зажечь ее безжизненный, потухший взгляд, и воды всех рек не справились бы с огнем неистового пламени, что пожирало ее заживо. Однако, спасение нашлось. Но не во времени, как обещал ей Повелитель, и даже не в ее любимых детях, как говорили ей сестры.
И прежде чем продолжить, Хатидже выдерживает небольшую паузу, длинной всего в пару мгновений, для того чтобы ощутить, вобрать в сознание, почувствовать сладость и правдивость следующих слов:
- Все хорошо, моя милая Эсмахан, - ласково отвечает султанша и ей почему-то хочется поведать о своем "хорошо" целому миру. - Надеюсь, и у тебя все благополучно? Иншалла, Фатьма, и у тебя все хорошо? - присаживаясь между сестрой и племянницей, поинтересовалась между тем, Хатидже.
- Да и еще какой красавицей, ты посмотри, - подтвердила слова Фатьмы об Эсмахан, султанша. - Видит Аллах, не одно сердце еще разобьет наша красавица.
Тактичная и деликатная по своей натуре, Хатидже решила повременить пока с вопросами о сердечных делах юной султанши, а вот проворная Фатьма уже взяла племянницу в оборот, интересуясь, не нашла ли уже Шах для своей дочери подходящую партию. Однако и Хатидже было о том интересно послушать, не только как любящей свою племянницу, тетушке, но и как человеку, который заинтересован в том, чтобы Эсмахан выбрала себе "правильного" жениха.
- Ах, как же не помнить, Фатьма? - с ностальгией протянула Хатидже, когда речь пошла о былых временах. - Помнишь, вот здесь,- она рукой указала в сторону, где по весне теперь цвели дивные розы, - Любила сидеть наша Валиде: всегда приказывала ставить шатер и устилать подушками траву только здесь. А Сулейман, хоть и выходил с нами, но всегда потом просил позволения Валиде, отправиться упражняться на саблях или заниматься, только бы не собирать с нами цветы,- тихонько рассмеялась султанша, вспоминая времена своего детства.
Как же скоротечно время. Еще, кажется, вчера они были детьми - счастливые в своем неведении, а сегодня они уже взрослые женщины, кто-то со своими почти уже взрослыми детьми. И того счастливого неведения больше нет. Впрочем, сознавая все трудности жизни, милостью Всевышнего преодолевая ее спытания, они все еще были счастливы. Пока черная туча не заполонила мраком ясное небо над головами османской Династии. И эта туча носит имя жены Повелителя.