Слуги отворяют перед Ибрагимом двери. Все становится на свои места. Уходя с праздника, посвященного возвращению с войны, он затылком почувствовал несколько разочарованных и гневных взглядов. Но ему все равно. Настолько все равно, что он долго не может осознать, где он. Стены. Безжизненные стены, повидавшие все: радость и горе, любовь и ненависть, смех и слезы.
Когда-то этот дворец был для него родным домом, теперь же все здесь стало чужим.
Смерть, пусть даже и не наяву, убила в нем все чувства. Он оставил их здесь, вместе со своей жизнью, со своей Хатидже…
О, моя тайная сокровищница, что скрыта в каждом сердце; о моя жемчужина, что скрыта в каждом разбитом сердце; о, мое тайное крыло каждой бескрылой птицы; о, мои обильные закрома каждого сердца; о, мой глубокий смысл внешних образов; о, любимая, о, Султанша! Я говорю «любовь», «любовь», хочу растаять, я хочу быть не по отдельности, а единым целым…
Боль и тоска одиночества заполонили его сердце, и застыли в нем, словно море зимой. Там где-то бесновались волны, теперь безжизненная пустыня, выжженная дотла холодом. Нет больше солнца, нет ярких цветов и светлых улыбок, есть только всепоглощающая тьма. Без нее все утратило смысл. Его глаза жадно ловили в каждой встречной ее черты, но нет. Она – одна.
Мое сердце разбито, сломаны крылья — лечу я в бесконечную даль… Глаза мои не видят, уши не слышат — мой путь ведет лишь к любви… Разве не любовь заставляет проливаться дожди, разве не любовь превращает воду в облако, а облако в воду?! Соединяющая любовь и землю и содержащаяся в каждом семени, выходящая наружу?! Разве не смещение Земли есть безумная встреча влюбленных?!

Она – одна, и только это – правда. Душа Ибрагима металась, словно раненый зверь в клетке, жаждущий свободы. Он знал, как страдала Хатидже, и не мог никак дать ей о себе знать, от этого становилось лишь больнее. Когда Паргали получил письмо от Сулеймана о том, что он может вернуться в Стамбул, он потерял дар речи. Неужели его заточение подошло к концу? Неужели?
Он шел по коридору, и не верил в то, что он сможет увидеть свою Госпожу, свою Султаншу, мать своих детей. Все эти годы он жил этой надеждой. Каждую минуту, каждый час, каждый день он ждал…
О, любимая, о, султанша! Как я влюблен в Вас, так вода влюблена в землю: она не обращает внимания на обжигающее солнце, не думает во что она переродиться в этой любви… Даже если она испарится и попадет на небо, она знает, когда вернется на землю и терпеливо ждет… Дует ветер, сверкает молния, плачет облако — вода снова воссоединяется с возлюбленным. И весь мир станет свидетелем воссоединения влюбленных…
Паргали повернул в следующий коридор и замер. В противоположном конце он увидел Ее. Свою Султаншу. Свою Хатидже. Женщину, которая все эти годы ждала его с того света, и, наконец, дождалась.
- Ибрагим!.. – сквозь биение своего сердца Ибрагим расслышал ее.
Он не заметил, как двинулся навстречу ей, ускоряя шаг и переходя на бег. Ближе. Ближе. И вот родные глаза цвета темного янтаря, полные слез, становятся различимы… Прикосновение…
- Хатидже…
Ибрагим обнимал и целовал Султаншу, полностью растворяясь в любимой женщине. В той, чьего прикосновения он ждал столько одиноких дней и ночей. Хатидже приникла к нему, он лишь сильнее сжал ее в своих объятиях и почувствовал, как его глаза наполняются слезами…
Ты в безопасности до тех пор, пока твое имя хранится в любимых устах…

Родные тонкие руки, украшенные самыми искусными драгоценностями империи, обнимают его, не веря в осязаемое. Да и кто бы поверил в такое? Свет декабрьского солнца, едва пробивающийся в окна, сиял намного ярче обычного, снег, падающий на османскую землю, был белее, а серое небо посветлело, преобразившись в единую тучу молочного цвета.
Весь мир обрел сегодня смысл, звуки стали громче, а краски светлее. Не было темных тонов, не было минорных мелодий, только свет. Каждую ночь он видел эту встречу во сне, и каждое утро не хотел просыпаться, боясь спугнуть увиденное, словно птицу, пытающуюся избежать охотничьего силка.
Ее заплаканные глаза, бледность и уставший вид – всему этому он был причиной. И чем больше Ибрагим вглядывался в лицо своей возлюбленной, тем сильнее его грызли муки совести от того, что он не мог ослушаться приказа Повелителя и дать о себе знать. Глаза цвета темного янтаря глядят на него с той же теплотой и заботой, как и раньше.
Теперь он никуда не уйдет. Не сможет или не захочет, не так уж и важно. Ибрагим-паша вернулся к своей семье. Он больше не оставит Хатидже Султан, которая не смогла оправиться с его гибелью, и увяла, словно цветок без солнечного света. Им движет любовь, которая всегда была под угрозой, и сумела выдержать абсолютно все преграды. Ее глаза все ближе и ближе, и в них он отчетливо читает страх того, что это все окажется мимолетным видением или галлюцинацией.
Как не может земля существовать без воды, как огонь не может существовать без древесины, как воин не может существовать без меча, так и я, Ибрагим, не могу существовать без госпожи моего сердца. Пышная роза моего сердца воспрянет ото сна и вновь засияет на небосклоне путника, прошедшего долгий путь, полный лишений и смертей.
Хатидже сильнее прижалась к Ибрагиму, и он почувствовал, как сильно стучит сердце Госпожи, как дрожит она от страха и боли, желая, чтобы все это оказалось правдой, а не вымыслом.
- Я никуда не уйду, Хатидже, - произносит Ибрагим пересохшими губами. – Никогда.
Они медленно опускаются на пол, и им наплевать на то, что их кто-либо увидит. Паргали не готов выпустить из рук самое главное сокровище своей жизни и лишь крепче прижимает Султаншу к себе.

Прикосновение – самое настоящее доказательство любви, именно оно может с головой выдать все намерения человека, все его потаенные страхи и мысли. Дрожь в пальцах выдает Ибрагима с головой, он никак не может унять себя, каждое касание любимой женщины будят в нем чувства, которые давно были запечатаны внутри его души. Сон? Нет… Видение? Нет… Сумасшествие? Нет… Счастье? Да, именно оно. Разве ли не счастье ощущать аромат волос любимой женщины после стольких дней и ночей разлуки? Видеть, как стальной взгляд волчицы, привыкшей к ударам судьбы, превращается в тот нежный взгляд, который покорил его сердце столько лет назад…
Паргалы никогда не расскажет ей о том, как ему приходилось сдерживать себя в ежесекундной попытке дать ей знать о том, что его жизнь не закончилась. Он никогда не скажет, как однажды сопровождал ее в пути во дворец, скрываясь под костюмом стражника. Нет большей муки, чем видеть заплаканное лицо любимой женщины и не иметь возможности помочь ей. Лишь Всевышний знает, что стоило Ибрагиму сдержать свой порыв ворваться в карету Хатидже…
А время между тем бежало вперед, и с каждым днем боль внутри Ибрагима расцветала все сильнее, словно сорняк, пробравшийся в сад из прекрасных роз. Надеяться, что боль утихнет, было бессмысленно, каждую ночь он видел один и тот же сон – Хатидже, рыдающая над его могилой, и каждую ночь он просыпался от собственного крика…
Он начал умирать без нее. Он мог лежать в кровати и смотреть в окно днями и даже неделями. Словно птица в клетке, он тосковал по воле. Страшнее всего было абсолютное не знание, никто не мог сказать Ибрагиму, вернется ли он вообще когда-нибудь к своей семье. Он не боялся умереть на поле боя, это было бы для него честью, он страшился никогда не увидеть свою семью.
Единственной причиной, по которой ему пришлось подвергнуть себя и своих близких такому испытанию, стали враги государства. Речь шла не только о Рустеме и Хюррем, их козни Паргалы просчитывал наперед, но и о тех неприятелях, о которых он даже не подозревал… Месть – именно это стало целью его жизни, и он добился своего. Больше тех, кто способен навредить ему, нет…
Стены коридора вдруг стали такими высокими, Ибрагим никогда не замечал этого. Очень просто смотреть с высоты на все, что тебя окружает, и очень непросто опуститься вниз и вернуться к истокам… Даже если бы их сейчас кто-то увидел, им обоим было все равно. Слишком многое было оставлено позади, и слишком много преград им пришлось пройти. Что еще готовит им судьба? Этого Ибрагим не знал, но знал лишь одно: его любовь к Хатидже будет жить в нем до самого последнего вздоха.
Ее голос – музыка его сердца, отчаянно льющаяся сквозь все преграды. Ничто не сравнится с ним, ни одна женщина не способна сыграть эту мелодию, так как она… Даже молчание может исцелить израненную душу, отчаявшуюся обрести покой.
-  Так было нужно… Наше счастье помешало слишком многим людям, Хатидже… - он с трудом подбирает слова, чтобы не ранить ее. – Мой брат Нико умер после долгой болезни, и Повелитель принял решение обезопасить нашу семью.
Палитра самых разных чувств играла в ее глазах.
- Я видела… - произнесла дрожащим голосом Госпожа его души.
- В моей могиле..., - произнес Ибрагим, не веря своим словам. – В моей могиле похоронен мой родной брат. Только так мы смогли убедить наших врагов в том, что я – мертв. Иначе бы вся наша семья погибла.
Паргалы знал, что пережила Хатидже, по рассказам Повелителя, который всегда знал о том, что происходит в его гареме. Забыть такое было попросту невозможно.
- Повелитель не разрешил мне дать тебе знать о том, что я жив, и тем более, взять тебя с собой, Хатидже. Но теперь все иначе и нам никто не сможет навредить.
Она никак не хотела поверить в то, что он – рядом с ней, живой и невредимый. Ибрагим обнял исстрадавшуюся от боли госпожу и поцеловал ее.
Декабрьский холод сковал все цветы, посаженные в саду, но для Паргалы распускался главный цветок его жизни – прекрасная роза по имени Хатидже.